Книга Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины - Дмитрий Веденеев

Каким бы ущемленным не было положение церкви в СССР, зарубежные «профильные организации» преследовали свои цели по отношению к главному цивилизационному и геополитическому конкуренту, не заботясь о последствиях вовлечения в подобную деятельность для граждан СССР, – их репрессирование только подливало масло в огонь информационно-психологического противостояния. Вспомним осуждение епископа Ермогена (Голубева, уроженца Киева, 1896–1978). Переписка с ним Патриархии по острым, дискуссионным вопросам внутрицерковной и государственно-церковной жизни стала известна за пределами СССР, о ней появились материалы в зарубежной печати. После этого Священный синод своим постановлением от 30 июля 1968 г. квалифицировал деятельность архиепископа Ермогена как «неполезную для Русской православной церкви», хотя владыка вовсе не направлял за рубеж своих материалов для «тамиздата». «Ему было определено и далее жить на покое в монастыре с предупреждением, что если он будет продолжать подобную свою деятельность, то к нему будут применены меры прещения (то есть он будет подвергнут каноническим наказаниям)»[835].

Серьезный анализ сущности «катакомбного» движения ИПЦ провел научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Алексей Беглов в книге «В поисках “безгрешных катакомб”». Автор обратил внимание на «четкую политическую направленность» апологетических оценок ИПЦ со стороны Русской православной церкви за границей» (РПЦЗ), с целью доказывания «нелегитимности легальной церкви» в СССР и собственного статуса «единственной преемницы “тихоновской церкви”». Подобная пропаганда усилилась со второй половины 1940-х гг. – в связи со встраиванием РПЦ в государственную политику Москвы и переездом Зарубежного синода самой РПЦЗ в США, ее включением «в сферу интересов американской политики».

Как считает исследователь, в среде ИПЦ произошла вероучительная и богослужебная деградация: «одичание», «изоляция», маргинальная «собственная субкультура», «мутация церковной жизни», «деградация церковной практики», «умаление таинств», «утрата представлений о значимости апостольского преемства», «искажение экклезиологического сознания». «В мировоззрении носителей альтернативной субкультуры, – приходит к выводу А. Беглов, – соединились антисоветский эсхаталогизм, церковно-оппозиционные настрения и поведенческий изоляционизм… Сформировался свой религиозный фольклор, обосновывавший размежевание с легальной церковью. Широкое распространение в рамках альтернативной субкультуры получили хилиастические воззрения и представления о своих лидерах как о воплощении Божества»[836].

Целесообразность современного существования «катакомбной» религиозной организации «по благословению старцев» – отдельный вопрос. «На наших глазах снова складывается полуподпольное мирянское движение… У этих людей уже сформировались диссидентские привычки, привычка бунтовать… Их листовки и газеты, проповеди и шепотки капля за каплей учат не доверять церковной иерархии… Тотальное недоверие к епископам, помноженное на слух о наступлении антихристовых времен, дают “богословское” оправдание проповеди решительного самочиния и непослушания, а также практике беззастенчивого попирания церковных канонов. В конце концов, в сознании людей, охваченных этой пропагандой, делается допустимым нарушение самого главного, что есть в церковных канонах: церковного единства»[837].

Ныне произошло изменение в оценке того же «иосифлянского» движения со стороны патриархии РПЦ. Прославлены в лике святых несколько десятков иосифлян. Изменилась оценка «непоминающих» относительно митрополита Сергия и советской власти. Архиерейский собор 2000 г. постановил, что нельзя ставить в один ряд «обновленченскую схизму» и «правую оппозицию» в РПЦ, не согласившуюся с линией будущего Патриарха Сергия (Страгородского). В действиях «непоминающих», констатировал собор, «нельзя обнаружить злонамеренных, исключительно личных мотивов. Их действия обусловлены были по-своему понимаемой заботой о благе церкви», и нет оснований считать их раскольниками. Между тем в рядах катакомбного движения в 1950–1990-х годах оформилось не меньше 10 течений, что само по себе весьма симптоматично[838].

С другой стороны, по-своему понятая в 1920–1930-х гг. острая критика митрополита Сергия по-прежнему культивируется в «катакомбах-ХХІ». О владыке Сергии, на наш взгляд, емко высказался заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии А.К. Светозарский: «Патриарх Сергий – это человек, который брал на себя ответственность не за чистоту риз, а за церковное управление. Он видел, что разрушение этой вертикали приведет к одичанию людей. Сначала будут подпольные общины, а потом все выродится в беспоповщину, что и произошло с некоторыми ветвями “катакомбной” церкви, где руководят не епископы, не священники, а некие старцы и старицы. Митрополит Сергий взял на себя ответственность за дела церковного управления… Понятно, почему он фигура неудобная. Некоторых людей с историческим образованием не устраивает целый период истории. Но он был. И одна из ключевых фигур в этом периоде – как раз Патриарх Сергий, и его как-то нужно дискредитировать. Не будем его и идеализировать, но не будем отнимать у него мужества. Смерти он не боялся»[839].

Наследники старца Стефана

Нелегалы-«подгорновцы» как объект разработки государственной безопасности

Суздальский сиделец

Одним из приоритетных направлений борьбы спецслужбы с «церковно-монархическим подпольем» в Украине 1920–1950-х годов выступали мероприятия, направленные на разгром религиозно-оппозиционного течения «подгорновцев» («стефановцев»), получившего распространение в ряде областей Левобережной Украины. Как уже отмечалось, в 1944 г. НКГБ УССР завел на это ярко выраженное антиправительственное течение разработку «Халдеи». Проведенным нами поиском удалось установить, что многотомные материалы централизованной разработки «Халдеи», служившей ведущим мероприятием органов госбезопасности по «подгорновцам» Украины с 1944 г., были уничтожены согласно, приказу КГБ УССР № 00150 1990 года.

Отметим, что на фоне масштабных научных и научно-документальных наработок, посвященных собственно репрессиям против религиозных течений в СССР (подготовленных, как правило, на основе архивных уголовных дел на реабилитированных лиц), почти не исследованной остается «прелюдия» к незаконным (как правило) репрессиям против свободы совести – механизм агентурно-оперативной работы органов госбезопасности по отношению к священнослужителям и верующим. Между тем без раскрытия упомянутой проблемы полноценное изучение истории церковно-государственных отношений в СССР вряд ли может считаться полноценным.