Книга Адмирал Колчак - Павел Зырянов

Узнав о приезде Колчака, многие морские офицеры захотели с ним встретиться. Все спрашивали: что делать, кого поддерживать, кому подчиняться? Ознакомившись с обстановкой, Колчак созвал частное совещание морских офицеров. Адмирал сказал, что из всех соперничающих правительств он поддержал бы только Сибирское. Оно возникло, судя по всему, без постороннего влияния и сумело провести мобилизацию. Такое мероприятие нельзя осуществить без известной поддержки населения.[923]

Приезд Колчака совпал с пребыванием во Владивостоке Вологодского, который вёл переговоры об установлении здесь власти Сибирского правительства. Без особых трудов удалось уговорить самораспуститься правительство П. Я. Дербера. Хорват же, чувствуя, очевидно, за собой поддержку Японии, долго не соглашался расстаться с титулом «верховного правителя» России. Пришлось пойти на уступки и дать ему другой титул – «верховного уполномоченного правительства на Дальнем Востоке». Область, подвластная Хорвату, впоследствии иронически именовалась «вице-королевством Хорватия».

21 сентября Колчак посетил Вологодского. Председатель правительства был очень занят и спешил. Беседа была короткой. Адмирал сообщил, что все морские части, находящиеся во Владивостоке, признают власть Сибирского правительства и подчиняются его распоряжениям. В газетах же сообщалось, что Колчак «доложил о восстановлении и задачах Тихоокеанского флота».[924]

В это же время во Владивосток приехал и генерал Гайда, чтобы покрасоваться в лучах славы перед иностранными дипломатами и корреспондентами. Колчак, который натолкнулся на трудности с отъездом из Владивостока, зашёл попросить о содействии в чешский штаб. Там и произошла его встреча с Гайдой. Оба оставили о ней воспоминания. Колчак, правда, ничего не сказал о первом своём впечатлении о собеседнике. Приходится прибегнуть к помощи других лиц – журналиста Л. В. Арнольдова и генерала А. П. Будберга. Высокий, худой, «с тяжёлым, хотя и оригинальным лицом», – так описывал Гайду Арнольдов.[925] Характеристика Будберга гораздо злее: «…Здоровый жеребец, очень вульгарного типа, …держится очень важно, плохо говорит по-русски».[926]

Гайда утверждал, что прежде он уже слышал о Колчаке. Однако на чешского генерала, видимо, произвёл впечатление прежде всего внешний вид посетителя: впалые щёки, говорившие о материальной нужде, поношенный штатский костюм и особенно – мягкая широкополая шляпа, придававшая гостю, как писал Гайда, «пролетарский вид».[927] Гайда подумал, что безработный адмирал ищет, куда пристроиться.

Разговор, однако, у них был долгий – его хватило на две встречи. В пересказе Колчака он выглядит более последовательно и логично – эту версию и возьмём за основу.

Сначала говорили об антибольшевистском фронте на Урале. Колчак спросил, как объединяется командование русских и чехословацких частей. Гайда отвечал, что постоянного объединения пока нет. Вопрос решается в каждом отдельном случае: если больше чехов и словаков, то командование переходит к ним, – и наоборот. Колчак сказал:

– По-моему, это большой недостаток в борьбе, раз нет объединённой вооружённой силы, хотя бы только по опера тивным заданиям.

Гайда напомнил, что он уже делал представление Вологодскому о том, чтобы в целях объединения действий тех и других частей его назначили командующим Сибирской армией.

– Как вы относитесь к этому? – спросил он.

Колчак уклончиво ответил, что этот вопрос надо решить, исходя из общего соотношения русских и чехословацких сил.

Заговорили о Директории. Гайда решительно сказал, что она нежизненна. Колчак спросил, какая власть в таких условиях могла бы быть наиболее эффективна. Гайда уверенно ответил, что только военная диктатура.

Колчак возразил:

– Военная диктатура прежде всего предполагает армию, на которую опирается диктатор, и, следовательно, это может быть власть только того лица, в распоряжении которого на ходится армия, но такого лица не существует, потому что нет общего командования. Для диктатуры нужно прежде всего крупное военное имя, которому бы армия верила, ко торая бы знала это лицо… Диктатура есть военное управле ние, и она базируется в конце концов всецело на вооружён ной силе, а раз этой вооружённой силы нет пока, то как вы эту диктатуру создадите?

Гайда отвечал, что это вопрос будущего, но без диктатуры не обойтись.[928]

В воспоминаниях Гайды нет упоминания о том, что он уже в то время выдвигал свою кандидатуру на пост командующего Сибирской армией. Вместо этого утверждается, будто Колчак заявил, что Гайда должен взять власть в свои руки, и попросил у него «какое-нибудь место, лучше административное». Всё это, конечно, крайне сомнительно. Во-первых, Колчак в то время никого, кроме Алексеева, на посту Верховного главнокомандующего и диктатора представить себе не мог. Во-вторых, Колчак никогда не рвался к военно-административной работе в тылу, вдали от сражений.

На следующий день после второй встречи Гайда со своим штабом уехал из Владивостока, не взяв с собой Колчака, который, по его словам, не успел собраться.[929]

По пути, 28 сентября, на станции Маньчжурия Гайда повстречал Пепеляева, ехавшего во Владивосток. Разговор зашёл о том же – о диктатуре. Стали перебирать возможных кандидатов. Гайда отверг Алексеева: «Очень ценен, как специалист, но он стар для диктатора». Деникин подошёл бы, но он далеко. И Гайда назвал Колчака.

– Его возможно поддержать, – сказал Пепеляев. – Но когда это может быть?

– Дней через двадцать. Чехов мне удастся убедить, – пообещал Гайда.[930]

Дневник Пепеляева, где воспроизведён этот диалог, – очень надёжный источник, ибо последующие события не наложили на него отпечатка (в отличие, скажем, от воспоминаний Гайды и допроса Колчака). Так что можно считать, что в результате двух бесед Гайда, человек в общем-то трудноуправляемый, попал под влияние Колчака.

Несмотря на то что правильное движение по Транссибирской железной дороге ещё не было налажено, Колчаку вскоре после отъезда Гайды как-то удалось выехать из Владивостока. Поезд был в пути 17 дней. 13 октября Колчак приехал в Омск, рассчитывая задержаться здесь на несколько дней, чтобы выяснить, каким образом можно пробраться на Юг. Однако уже на следующий день к нему явился адъютант Болдырева и сообщил, что главнокомандующий просит его посетить.