Книга Михаил Горбачев: Жизнь до Кремля - Николай Зенькович

— Ты, Виктор, интересуешься, вопросы задаёшь… Вот, почитай! — он положил предо мной добрую дюжину скреплённых машинописных листков.

— Я могу взять их себе? — наивно осведомился я, полагая, что в кабинете ознакомлюсь с документом более обстоятельно.

— Здесь читай! — сказал Черненко, а сам, чтобы не мешать, вышел в комнату отдыха. Это было заключение Военной прокуратуры СССР, направленное в адрес ЦК КПСС. Черненко, будучи завотделом ЦК, обязан был с ним ознакомиться первым.

В документе скрупулёзно перечислялись все прегрешения министра внутренних дел: и то, что он захапал в личное пользование несколько служебных «мерседесов», и то, что не брезговал забирать к себе домой и на дачу, а также раздавать ближним родственникам арестованные милицией вещественные доказательства и конфискованные произведения искусства и антиквариата… Но и это далеко не всё, о чём говорилось в этом документе. Помню, меня поразили два факта — это организация подпольного магазинчика «для своих», в котором реализовывались те арестованные вещи, которые не глянулись самому шефу «над всей милицией», и то, что члены семьи Щёлоковых были замечены в обмене в банках огромных сумм в потёртых, захватанных, довольно ветхих рублях…

Я понял это так, что Щёлоков и его семья не гнушались деньгами, которые следователи ОБХСС вытряхивали из чулок и закопанных в землю бидонов своих «криминогенных подопечных». Деньги, изъятые в «теневой экономике» у созревших раньше перестройки «цеховиков» и «рыночных воротил», менялись на новые более крупные купюры, обращались в личный доход и без того не бедного министра. Как в пословице: «Вор у вора дубинку украл»…

Кем же был Щёлоков накануне Пленума? Генералом армии, но уже не на министерском посту, а в инспекторской группе Министерства обороны СССР. Эта инспекторская группа в шутку называлась «райской». Попав туда кто раньше, кто позже пенсии, генералы не обременялись никакими служебными обязанностями, а прикреплялись ко всем мыслимым и немыслимым благам — пайкам, денежному довольствию, специальному медицинскому обслуживанию… Из этого «рая» генералы обычно попадали в рай поднебесный. То есть прекрасно жили до самой смерти!

Попал в этот «отстойник» и Щёлоков. И жил безбедно до самого Пленума. А тут следствие андроповское продолжается, вопросы всякие неудобные задаёт, обыски грозит проводить. Щёлоков решается обратиться в ЦК! А к кому? Естественно, ко второму человеку в партии — начальнику Секретариата (знакомому с молдавских молодых времён) — Черненко.

Разговор в кабинете с глазу на глаз продолжался у них несколько часов. О чём они там говорили, я не знаю. Но выход Щёлокова из кабинета Константина Устиновича вижу так отчётливо, как будто это было вчера. Столкнулись мы с ним в приёмной нос к носу лишь потому, что Черненко решил показать мне его «живьём» и вызвал в кабинет тогда, когда тот ещё не ушёл.

Щёлоков появился в дверях черненковского кабинета в привычном мундире. Он весь был увешан наградами. Медали и ордена тонко потренькивали при каждом его, как мне показалось, несколько неуверенном шаге. Лицо Щёлокова, покрытое багровыми пятнами, всё равно оставалось общего землисто-серого цвета.

Бывший министр, кажется, не замечал ничего и никого вокруг: он шёл к двери по будто бы начерченной прямой линии. Руки дрожали…

— Вот, полюбуйся! — гневно воскликнул Черненко, как только я подошёл к столу. — Он принёс справку, что оплатил через банк два «мерседеса»… Этим он хочет сказать, что не надо рассматривать его вопрос на пленуме…

Черненко говорил с одышкой — его душила не столько астма, сколько гнев. Я не мог понять, зачем он меня вызвал — никакой видимой причины не было. Да вроде бы и поручений не предвиделось.

— Как он мог?.. — несколько раз повторил Черненко один и тот же вопрос, горько качая головой.

Похоже, Черненко решил поделиться со мной своей болью и досадой.

— Ладно, Виктор, иди… — ворчливо произнёс Черненко и принялся за бумаги. — Работай… — я пожал плечами и пошёл к себе.

Через некоторое, весьма короткое время поступила информация о том, что в ожидании обыска, находясь в собственной шикарной квартире, Щёлоков, облачённый в полный генеральский мундир, при орденах и медалях, в белой рубахе и брюках с широченными лампасами — застрелился из имевшегося у него в наличии коллекционного дорогостоящего ружья «зауэр». На Черненко это известие не произвело никакого впечатления. Похоже, он давно мысленно вычеркнул этого человека из списка реально живущих на земле. После всего, что он успел натворить, безудержно пользуясь властью, Щёлоков для него был совершеннейшим нулем, пустым местом…

Е. Чазов:

— В декабре 1994 года погиб и другой хороший знакомый Черненко — Щёлоков, покончив жизнь самоубийством. Мне показалось, что эта смерть человека, с которым он долгое время, ещё до Москвы, работал вместе, не произвела на него большого впечатления. Бывшие друзья Щёлокова, в том числе и Черненко, я уверен, вздохнули облегчённо от такого исхода, снимавшего вопрос: «А что делать в сложившейся ситуации с учётом разоблачений, ставших широким достоянием во времена Андропова?»

К этому времени Щёлоков был исключён из состава ЦК КПСС, лишён званий и наград. Впереди было только судебное разбирательство, на котором могли всплыть данные, широкая огласка которых была бы нежелательной для некоторых высокопоставленных лиц. В прошлом я неоднократно встречался с Щёлоковым, человеком несомненно одарённым, способным привлекать к себе людей. Он любил афишировать свои связи с творческой интеллигенцией — музыкантами, художниками, писателями. В противовес Андропову он слыл либералом, стремился подчеркнуть свою простоту и демократизм. Это была блестящая маска, под которой скрывалось другое, малоприятное лицо. Через свою агентуру он, видимо, знал о моих дружеских отношениях с Андроповым и Устиновым, которые были основными его противниками, а главное, людьми, знающими его суть. Поэтому отношения были прохладными и носили сугубо официальный характер. Но даже меня, человека далёкого от Щёлокова, поразили его похороны, начавшиеся в Кунцевской больнице, случайным свидетелем которых я оказался. Что-то мрачное и тоскливое было в этот сумеречный декабрьский день в собравшейся небольшой группе родственников и близких в виде старушек, пытавшихся выполнить какие-то религиозные обряды в обстановке какой-то молчаливой сосредоточённости. Страшный конец блестящей жизни преуспевающего человека. Не дай Бог, как говорят в России, такого конца.

И вот опять подумалось о судьбе. Не было бы разоблачений Андропова, не приди его время, процветал бы Щёлоков и даже конец жизни был бы у него другим — с большой толпой сослуживцев, друзей (которые в данном случае быстро от него отвернулись), просто любопытных, с высокопарными речами на панихиде о его незабываемых заслугах, салютом и гимном на престижном кладбище.

В.Т. Медведев:

— Всем памятно шумное расследование относительно министра внутренних дел Щёлокова и его заместителя Чурбанова. Щёлоковы — и муж, и жена — покончили самоубийством, Чурбанов уже успел отбыть наказание. Я не имею права не верить следствию — возможно, виновны оба. Но ведь надо было раскручивать цепочку до конца — тысячи чиновников разного уровня были втянуты в преступные связи. Ограничились же практически этими двумя личностями, потому что они — из ближайшего окружения бывшего Генерального: один — давний сослуживец, ещё со времён Молдавии, другой — член семьи.