Книга Первичный крик - Артур Янов

Все же очень забавно быть невротиком. Физически ты становишься взрослой, больше узнаешь, намного больше начинаешь понимать, иногда даже поступаешь по–взрослому, правда,

только потому, что этого ждут от тебя другие. Но внутри тебя продолжает жить все та же маленькая девочка, которая очень хочет, чтобы ее ласкали, любили, чтобы ей помогали, чтобы кто- то защищал ее. Происходит постоянная, непрестанная внутренняя битва между желанием иметь то, в чем отчаянно нуждаешься — любовь, защиту и т. д., и необходимостью быть такой, какой ты должна быть (взрослой), и не только необходимостью, но и желанием тоже, потому что ты хочешь духовно расти, как растет твое тело, как растет твое осознание мира. Но внутри гебя есть часть, которая висит в пустоте, как плоская анимационная картинка на экране.

Я пришла на курс первичной терапии в январе. Я пришла сама по причине событий, происшедших приблизительно за девять месяцев до этого. Я принимала ЛСД. Я принимала ЛСД несколько раз и, надо сказать, неплохо себя при этом чувствовала. Но когда я приняла это средство в последний раз, то со мной случилось то, что я сама склонна называть безумием.

В тот раз мы с моим другом приняли по две капсулы кислоты. Я была в плохом настроении, потому что хотела пойти вместе с моим парнем на одну вечеринку, где собирались люди, с которыми я прежде работала. Но мой парень отказался идти, и кончилось тем, что вместо этого мы приняли кислоту.

Все кончилось тем, что мы пошли надругую вечеринку. Там были люди, которые тоже что‑то принимали, но были и такие, которые не принимали ничего. Там был один мальчик, который делал очень красивые сережки, и я попросила своего друга купить мне их. Я хорошо себя чувствовала до тех пор, пока не начал действовать ЛСД. У меня обострились все чувства. Я начала ощущать свой собственный запах. Я чувствовала запах собственного своего тела. Я нервно оглядывалась, думая, что все вокруг чувствуют этот запах. Я бросилась в ванную, схватила огромный брусок мыла и принялась оттирать руки и подмышки, стараясь избавиться от вони. Я чувствовала себя грязной, как дерьмо. Я вышла из ванной и сказала моему парню, что со мной происходит что‑то неладное. Мы вышли на улицу, чтобы поговорить. Внезапно со мной началось нечто такое, что я могу описать только словом приступ. Было такое впечатление, что я вышла из себя, из своей головы на несколько минут, а потом,

когда это чувство улеглось, я поняла, что какое‑то время находилась в другом месте, но не знала где, и меня обуял страх. Я испугалась, что это повторится, и, кто знает, может быть, в следующий раз я уже не вернусь. В течение семи часов такие приступы повторились несколько раз. Каждый раз я не знала, чем он закончится. Я не осознавала реальности происходившего вокруг меня. Это были моменты какого‑то полного отлета, потом возникал неописуемый ужас, я убеждалась в том, что совершенно безумна.

Через семь часов я начала потихоньку успокаиваться, Приступы закончились, но я оставалась взвинченной и меня мучил сильный страх.

Ночью я изо всех сил старалась заснуть, но не могла сомкнуть глаз от страха. Мне казалось, что моя голова вот–вот взорвется и разлетится на куски, которые никогда больше не соединятся водно целое. Спустя несколько дней я все же окончательно пришла в себя.

Прошло еще почти два месяца, прежде чем я начала замечать побочные явления от приема кислоты. Все началось с ночного кошмара. Я с криком проснулась, так как во сне мне привиделось, что я сошла с ума. Этот ужасающий страх пронизывал меня всю — с головы до ног. Страх был тотальным. Я не могла спать и разбудила друга, который жил со мной, и он стал меня успокаивать. Но я не желала, чтобы меня успокаивали. Я хотела знать, что было со мной не так. Я должна была это узнать.

Тот день и многие последовавшие за ним месяцы превратились для меня в сущий ад. Я была уверена, что схожу с ума. Идеи, появлявшиеся у меня в голове заставляли меня увериться в этом. Первым был тот факт, что я не могла понять, как можно бояться ничто, пустоты. Я не принимала ЛСД уже в течение двух месяцев, так почему же я чувствую себя так, словно круглые сутки сижу на кислоте?

Пытаться изъяснить все те мыслишки, которые сводили меня с ума, практически невозможно, можно только сказать, что вся моя психологическая защита полетела в тартарары. Я подразумеваю, что не могла уже ничего рационализировать. Я не могла — почему‑то — смириться с тем, что стена — это сте

на, а стул — это стул. Я не могла ощущать даже саму себя. Мой ум до того помутился, что я не ощущала своего тела и не чувствовала ничего, кроме страха. Я постоянно его чувствовала. Я чувствовала, что заперта в собственном сознании, в собственном разуме, как в тюрьме, и единственным выходом для меня могла стать газовая камера. У меня не было никаких шансов пережить этот кризис.

При всем том, вокруг меня творились вполне реальные вещи, которые меня совершенно не занимали и не беспокоили. Мой парень, с которым я тогда жила, имел дело с торговлей наркотиками. Он, также как и я, нигде не работал. У нас было, правда, много заработанных преступным путем денег. К нам приходили группки длинноволосых друзей, уходивших от нас нагруженными наркотой. В доме их было просто полно. Это был настоящий рай для наркоманов. Все это меня совершенно не беспокоило, так как мне действительно ни до чего не было дела. Я не имела никакого представления о том, что творилось вокруг. В то время я не принимала никаких наркотиков и меня к ним не тянуло. Единственное, что меня волновало, это мой разум, вопрос, почему он постоянно ускользает от меня, и почему я не могу принять осветительную лампочку именно за осветительную лампочку. Для себя я твердо решила, что я сумасшедшая, и тот ужасный страх, по сути, был знанием того, что я сумасшедшая, и я была готова увериться в том, что я обречена на ужасный конец. Я была готова скорее сойти с ума, чем поверить в то, что лампочка в коридоре — это всего лишь лампочка в коридоре.

Именно в тот момент я окончательно созрела для проведения первичной терапии, именно тогда я была готова к первичным состояниям, но, к несчастью, тогда я этого еще не знала. Когда я впервые обратилась за помощью к психиатру, я находилась в полном отчаянии. Мое самочувствие изменилось немного, но совершенно не так, как теперь. Меня научили строить крепкую психологическую защиту. Теперь я испытывала страх не все время, но большую его часть. Я построила в себе защиту и стала сбрасывать с себя все чувства. Когда я испытывала страх, то разумом уговаривала себя в том, что реально никакого страха не существует, что я вовсе ничего не боюсь, и что это просто кислотный всплеск. Кроме того, у меня появился

человек, на которого я могла опереться, который, как я была уверена, знает правильные ответы на все вопросы, и этим человеком стал мой психотерапевт. Если бы он сказал мне, что луна сделана из зеленого сыра, то я приняла бы это на веру, так как он знал все о разуме, и у меня не было никаких причин испытывать страх. Я полностью и всецело доверяла этому человеку, я уповала на него, для меня он стал богом, отцом и защитником моего душевного здоровья.

Когда я начала заниматься в группе, мы начали узнавать кое‑что о первичной боли, и тогда мне захотелось самой пройти первичную терапию, потому что, несмотря на то, что я смогла как‑то «приспособиться» к жизни, я все же чувствовала себя несчастной. Я не знала, чем бы я хотела заняться и кем я хотела бы быть. Мое первое первичное состояние было вызвано принятием решения. Я решила выйти замуж за моего парня. У нас многое изменилось. У него была теперь хорошая работа, он перестал торговать наркотиками. У меня тоже была хорошая работа. Мы начинали походить на обычную молодую супружескую пару.