Книга Голливудская трилогия. В 3 книгах. Книга 1. Торговцы грезами - Гарольд Роббинс

Кто-то схватил меня за рукав. Я повернулся. Это был Дэйв. Его глаза сияли.

— Ты только послушай, как поет эта канареечка, Джонни, — сказал он. — Только послушай!

Я посмотрел на сцену. Да, девчонка пела, конечно, хорошо, но сейчас мне было не до песен. Я видел, что к нам идут Ларри и Стенли Фарбер. Интересно, сообщил им уже Ларри печальную новость? Хотя мне было все равно. Единственное, что я хотел, — это уйти отсюда.

Дэйв держал меня за руку, пока они не подошли, и опять принялся что-то восторженно кричать мне на ухо.

— Я тебе говорю, что на этой девчонке мы заработаем будь здоров! Каждая нота в ее голосе напоминает мне звон монет.

Дэйв повернулся к подошедшим.

— Правильно я говорю?

Они кивнули, согласно улыбаясь.

— Вы слышали, что Питер Кесслер умер? — спросил я у них.

Ларри кивнул.

— Да, — ответил он. — Я слышал. Плохо, конечно, но этого следовало ожидать, ведь он был уже старым.

Я молча смотрел на них. Ларри был прав, это было плохо. Единственное, чего он не знал, насколько это было плохо. Я сбросил руку Дэйва с рукава и пошел прочь.

За спиной послышался голос Дэйва.

— Эй! Что с этим парнем? — спрашивал он своих друзей.

Я не слышал, что ему ответили, так как уже закрыл за собой дверь.

В моем кабинете никого не было, когда я, сев за стол, положил перед собой листок бумаги. Нажимая на перо, которое заскрипело, я вывел: «Совету директоров компании „Магнум Пикчерс“».

Подняв глаза, я посмотрел через открытую дверь в коридор и снова перевел глаза на лежащий передо мной лист. Теперь все встало на свои места. Я вспомнил, что сказал мне Эл после того, как признался, что является владельцем «Великой бостонской корпорации».

— Питер сказал, что когда-нибудь ты обратишься ко мне, — сказал он со своей спокойной улыбкой.

Я удивился.

— Неужели? — спросил я. — Откуда он знал? Мы ведь только вчера договорились с ним обо всем.

Эл покачал головой.

— Ты не прав, Джонни, — продолжал он все так же спокойно, — это случилось еще два года назад, когда он продал свой контрольный пакет акций.

Я еще больше удивился и посмотрел на Дорис, потом снова на Эла.

— Как он мог это предвидеть тогда? — недоверчиво спросил я.

Эл взглянул на Вика, тот секунду помедлил и, резко повернувшись, вышел из комнаты. Сантос уселся напротив меня.

— Помнишь тот день, когда вы с ним поссорились и он выгнал тебя из своего дома?

Я кивнул. Краешком глаза я видел, что Дорис наблюдает за мной.

Эл взял новую сигару.

— Как только ты ушел, он позвонил мне. — Он посмотрел на Дорис. — Не так ли? — спросил он.

Она широко открыла глаза.

— Я помню это, — ответила она, — но я тогда уже вышла из комнаты и не слышала, о чем он разговаривал с вами.

Эл снова повернулся ко мне.

— Вот что он тогда мне сказал: «Джонни продал меня». И затем попросил денег, чтобы выкупить контрольный пакет акций. Я как раз узнал, что сделал Вик, и ужасно рассердился на него, но сделать уже ничего было нельзя. Я сказал Питеру, что с удовольствием одолжу ему деньги, но хочет ли он этого на самом деле? «О чем ты?» — спросил он. — «Они предлагают тебе четыре с половиной миллиона за твои акции, что ты дергаешься? Не лучше ли, имея такие деньги, уйти на покой и жить без всяких забот, чем самому платить их?» Он замолчал, и я знал, о чем он думает. Тогда я рассказал, как Витторио поступил с тобой. Он снова задумался и спросил слабым голосом:

«Значит, я был не прав насчет Джонни?»

«Ты был не прав».

«В таком случае, я хочу, чтобы ты одолжил мне деньги».

«Зачем?»

«Затем, что Джонни потеряет все. Надо помочь ему. Без компании он потеряет работу».

«Джонни не потеряет эту работу, — сказал я ему, — он им нужен. Он — единственный, кто может руководить компанией».

Питер все еще сомневался, и я посоветовал ему не беспокоиться.

«Но все равно когда-нибудь Джонни попадет в беду, — сказал Питер. — Они сделают с ним то же, что и со мной. Что ему тогда делать? К кому ему тогда обратиться? Только ко мне или к тебе».

«Если он попадет в беду, — сказал я, — я помогу ему. Но пока не волнуйся. Ты отдал все силы кинематографу, пора и на покой. Тебе надо подумать о себе, о жене, о своей семье. Имея четыре с половиной миллиона долларов, тебе не о чем будет беспокоиться».

Тогда он взял с меня обещание, что, если ты когда-нибудь попадешь в беду, я помогу тебе. Я пообещал ему, потому что в любом случае помог бы тебе. И он сказал, что тогда продаст свой пакет акций.

Воцарилась тишина, и Эл зажег сигару. Я посмотрел на него, но от избытка чувств, охвативших меня, не мог говорить. Питер и Эл всегда были моими ангелами-хранителями, я многим был обязан им, а я-то думал, что умнее всех.

В кинематографе мы занимаемся тем, что упаковываем мечты в блестящий целлулоид, и не знаем, что мы единственные, кто верит этим мечтам. Мы — пленники этого мира снов, который создали сами, и как только сталкиваемся с реальностью, нас охватывает паника, и мы стараемся защитить себя от этого реального мира своей целлулоидной броней.

Я был не лучше, чем все остальные. Я жил в чудесном мире снов, который создал для себя. Как и другие, я создал себе дом из целлулоида.

Но целлулоид плавится на солнце. Как и другие, я забыл об этом, я думал, что мой дом достаточно крепок, чтобы защитить меня от мира, но это было не так.

Прочность ему давали люди, и особенно Питер — он был его фундаментом, его стенами, без него не было и дома. Без него у меня не осталось мира снов, в котором я мог бы жить. Теперь я это знал. Жаль, что я не думал об этом раньше.

Я снова взял ручку:

«Прошу принять мою отставку с должности президента компании и председателя Совета директоров вашей компании».

— Ты не должен этого делать, Джонни! — услышал я над собой.

Я испуганно поднял глаза. Рядом со мной стояла Дорис с совершенно белым лицом, на котором блестели широко открытые глаза.

Несколько мгновений я не мог произнести ни слова, затем спросил:

— Разве ты не дома с мамой? — Голос у меня был хриплым.

Она не ответила на мой вопрос.

— Ты не должен этого делать, Джонни, — повторила она, глядя мне в лицо. — Ты не можешь вот так просто взять и уйти!

Я встал с кресла, подошел к окну и распахнул его дрожащими руками. Со съемочной площадки донеслась музыка.

— Не могу? — спросил я, посмотрев на Дорис. — Не могу? — Голос у меня по-прежнему был хриплым. — Ты только послушай! Я не хочу, чтобы в день моей смерти в моем доме звучала музыка! Я хочу, чтоб они все прекратили, пусть на один день, пусть хоть на одну минуту, но я хочу, чтобы они все прекратили, и я хочу, чтобы они знали об этом.