Книга Большие деньги - Джон Дос Пассос

В девятьсот восьмом печатал разоблачительные статьи о деятельности «Стандард ойл», а его «Письма Арчиболда» доказали, что тресты дают крупные взятки на лапу видным политикам. Он стал кандидатом в президенты от партии Независимости, которая, как утверждают, почти целиком состояла из его служащих.

Такие же миллионеры, как и он, считали его предателем своего клана, но он так отвечал на эти яростные обвинения:

Вы хорошо знаете, что я верю в частную собственность, и вы хорошо знаете, какую я занимаю позицию в отношении личных состояний, но разве не лучше, если в этой стране интересы недовольных буду представлять я, чем. кто-то другой, такой, у кого нет такой реальной собственности, как у меня?

К девятьсот четырнадцатому, несмотря на то, что он стал крупнейшим владельцем газет в стране, несмотря на то, что ему принадлежали сотни квадратных миль горных разработок в Калифорнии и Мексике, десятки крупных поместий, его дела находились в таком расстроенном состоянии, что порой он не знал, где ему занять миллион долларов, а с политической точки зрения все его считали крысиным ядом.

Все его миллионы, с которыми он расставался так легко, все его искусство вкладывать свои собственные мысли в голову простого человека так и не смогли стать мостиком через узенький Рубикон, отделявший политика-любителя от политика-профессионала (может быть, он слишком быстро забывал все свои разочарования после того, как покупал первоклассного журналиста, или вышитые шлепанцы, по преданию, принадлежавшие Карлу Великому, или позолоченную кровать, в которой, как утверждают, спала любовница короля).

Иногда ему удавалось стать над схваткой и увидеть все как есть на самом деле, ясно. Он использовал всю мощь своих газет все свои блестящие способности издателя чтобы не допустить в стране военного психоза и чтобы она осталась нейтральной в первой мировой войне;

он выступал против предоставления займов союзникам, поддерживал Брайана в его одинокой борьбе за интересы Соединенных Штатов Америки, которые должны быть выше, по его мнению, интересов банков Морганов и бизнесменов-англофилов на Востоке; за такую деятельность его всячески высмеивали, клеймили как прогермански настроенного американца, а когда Америка все же вступила в войну, то среди его слуг появились шпики,

агенты секретных служб шарили в его личных бумагах, неслышно на толстых резиновых подошвах бродили возле' его столовой на Риверсайд-драйв, чтобы проверить слухи о каких-то странных разноцветных огнях в его окнах.

Он выступил против мирного Версальского договора и Лиги Наций

он доказал, что он такой же патриот, как и все другие, явившись на призывной пункт

печатая газеты с красно-бело-голубыми полями на страницах и маленькие американские флажки с обеих сторон строки даты

постоянно вызывая беспорядки по ту сторону Рио-Гранде

пытаясь всем доказать, что не так страшно пугало «Янки Дудл», как его малюют

самый большой в мире военно-морской флот.

Нью-Йорк поддержал его, избрав на пост мэра выдвинутого им кандидата Неподкупного Джона Хайлана, но Эл Смит в свою бытность героя уличных тротуаров дал ему по рукам, когда Херст предпринял новую попытку вскарабкаться на демократический Олимп.

Несмотря на громадные расходы, связанные с печатанием фальшивых документов, ему так и не удалось начать войну с Мексикой.

Несмотря на сотни тысяч долларов, вложенных в киностудии, ему так и не удалось сделать свою любимую дивой Америки, кинозвездой.

Все чаще король газетной империи удалялся в свое феодальное поместье Сан-Симеон на тихоокеанском побережье, где создавал свой личный зоопарк, продолжал вмешиваться в кинопроизводство, собирал коллекцию складов, набитых гобеленами, мексиканскими седлами, всевозможными безделушками, фарфором, парчой, дорогой вышивкой, старинными комодами, столами и стульями, трофеями поверженной Европы,

он построил себе дворец в андалузском стиле с банкетным залом в мавританском стиле, где провел три последних года своей жизни в умиротворяющей компании восхваляющих его до небес кинозвезд, рекламодателей, сценаристов, представителей по связям с общественностью, колумнистами, издателями, миллионерами

король этого нового Эльдорадо

где все искусственно раздуваемые грезы о всех гетто

пропадают в опиумном тумане

куда более опасном для человека без пенни в кармане

куда более приятном для миллионеров

стареющий Херст на закате жизни это Херст тех лет, когда в «золотой лихорадке» трясло графство Эльдорадо

(его империя печатного слова не теряет прежнего могущества по инерции из-за своей громадности; но его власть над грезами молодежи всего мира

усиливается и отравляет молодой организм как раковая опухоль)

и вот из этого тумана по западному побережью разносится

старческий брюзжащий голос

призывающий к налогу с продаж

обливающий грязью защитников гражданских свобод рабочего человека;

красных в тюрьму,

восхваляющий удобства и уют Баден-Бадена под кровавым с полицейскими дубинками правлением этого милого Адольфа (собственное любимое изобретение Херста самый маленький общий знаменатель из гнили демократии возвышается и приходит к власти)

радующийся высоким подоходным налогам в Калифорнии,

визжащий об опасностях свободомыслия в колледжах.

Выслать из страны; посадить в тюрьму.

До самой его смерти великолепные никогда не знающие остановки печатные гудящие машины выплевывали для него печатный материал, жужжащие проекторы выбрасывали для него картинки, а иссякший Цезарь старея и по-прежнему соря деньгами так и не стал человеком способным перейти Рубикон.

Ричард Элсуэрс Севедж

Дик Севедж медленно шел по Лексингтон-стрит к своему офису в Грейбар-билдинг. Утренний декабрьский холодок обжигал лицо, словно огнем, яркие отсветы от витрин магазинов, стекол очков прохожих и хромированных краев передних фар автомобилей резали ему глаза. Он никак не мог точно определить, мучает его похмелье или нет. Проходя мимо ювелирного магазина, он уловил в стекле отражение своего лица на фоне черного бархатного задника – одутловатое, с сердитым недовольным взглядом, как у принца Уэльского на фотографиях. Как ему было тошно, он чувствовал себя сейчас словно выжатый лимон. Он зашел в аптеку, заказал сельтерской с бромом. Стоя у суператора, разглядывал себя в зеркале за полкой с батареей бутылок имбирного пива; слава Богу, новое темно-синее пальто в мелкий рубчик отлично сидит на нем.

Черные глаза продавца искали его взгляда:

– Погуляли накануне, да?

Дик, кивнув, широко улыбнулся. Продавец провел тонкой рукой по своим глянцевым, словно лакированным черным волосам.