Книга На Границе Кольца - Расселл Д. Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мало кто оборачивался – это значило задержать себя и остальных. Но те, кто рискнул, не превратились в соляные столбы. Они лишь усомнились в целостности собственного рассудка.
Как поверить в гигантских чёрных бабочек, которые уничтожают Москву?
И чем, кроме как галлюцинацией, можно объяснить явление статуй с «Площади Революций»?
Но они воспарили – не статуи, но воплощения, готовые исполнить свой воинский долг. Рабочий и солдат, крестьянин и оба матроса, снайперша и парашютистка разогнулись, расправили плечи и встали в полный рост. Партизаны с «Белорусской», «Партизанской» и «Бауманской» не отставали от своих старших товарищей. Два красноармейца, полярный лётчик и пограничник дополнили отряд.
Могучие фигуры блестели, словно под ярким солнцем, и походили на языческих богов. За спинами защитников вставали герои сражений и труженики тыла с горельефов и мозаик. Вымпелы и знамёна с ликами Ленина, Сталина и гербом СССР реяли над головами, а ещё выше сверкали крылья самолётов. Возглавлял грозное воинство сам Святой Георгий на коне.
Не было армии сильнее – ни на Земле, ни вне Земли.
Георгий Драконоборец ударил первым: пронзил копьём Ангела, который уничтожил Храм Христа Спасителя и отправил в небытие знаменитую статую Петра Первого на стрелке Москва-реки.
Оружие Георгия било быстрее солнечного луча и с силой поезда, мчащегося сквозь сумрак тоннеля. Никакой портал не мог уберечь от атаки Держителя! Фальшивая плоть Ангела Смерти, слепленная из мёртвых тел и погубленных душ, начала распадаться. Чудовище рухнуло в Парке Искусств недалеко от Центрального Дома Художника – и скорчилось у ног статуи Дзержинского. Георгий опустился следом, конь его принялся топтать извивающегося змея.
Пока шёл этот бой, воинство разделилось: одни поспешили в сторону Арбата, другие – к Павелецкому вокзалу.
Окрестности вокзала зияли глубокими ранами и были неотличимы от вечной стройки, расположенной посреди Павелецкой площади. Когда-то котлован, огороженный высокими заборами, существенно портил вид, теперь же не осталось ни вокзала, ни делового центра, и даже башня гостиницы на Космодамианской набережной была разрушена.
По счастливой случайности уцелело семиэтажное здание, окна которого выходили на Зацепский Вал и на площадь. Каким-то чудом этот дом оказался совершенно нетронутым, хотя от его соседей остались лишь груды обломков. Ангел Смерти развернулся, завис над пропущенным зданием – и в следующий миг упал рядом, запутавшись в стропах брошенного парашюта.
По распростёртому телу вдарили партизанские ППШ, и чудовище изогнулось в последней судороге. Убедившись, что тварь сдохла, защитники направились в сторону Таганской.
Сюда свернул тот Ангел, который обрабатывал берега Москва-реки. Разметав Большой Краснохолмский мост, чудовище принялось кромсать здания вокруг площади и потому не успело почуять приближение противника. Расстрелянный из «мосинок», Ангел погрёб под собой машины, скопившиеся у пересечения Таганской и Марксистской. К нему спустился революционный матрос и для верности добил врага выстрелом из нагана.
Четвёртый Ангел Смерти, поглумившийся над Чистыми прудами, всего пару метров не долетел до Земляного Вала – и был сброшен на землю у Центрального Дома Предпринимателя. Здесь поработали белорусские партизаны. Воодушевившись примером Святого Георгия, они проткнули Ангела, использовав знамя вместо копья. Тварь повисла на древке и долго дёргалась, пока её расстреливали.
К тому моменту второй отряд защитников занимался своей половиной города. У домов-книжек на Новом Арбате Держители настигли разбушевавшееся чудовище, схватили за крылья, щупальца и хвост – и прямо в воздухе разорвали его на части. Серые комки мёртвой плоти упали на руины кинотеатра «Октябрь», и в холодном воздухе закружились чёрные лоскутки.
С мозаики, украшавшей верхний этаж «Октября», воины Революции и Гражданской с одобрением следили за казнью.
Тот Ангел, что занимался Тверской, немного выбился из графика – его собратья уже вплотную приблизились к Садовому кольцу, а он вместо того, чтобы жечь Триумфальную площадь, едва успел разобраться с Пушкинской.
Смерть этого чудовища была самой долгой: старик с «Партизанской» забил его дубиной народного гнева, а Зоя Космодемьянская – прикладом своей винтовки. Потом к ним присоединились остальные соратники. Труп бросили у памятника Пушкину – и поспешили к Последнему Ангелу.
Тварь настигли над Большой Сухаревской площадью, у института имени Склифосовского. Заметный полукруг Склифа остался нетронутым – чудовище сдохло прямо перед входом во внутренний больничный двор.
Никто из выживших жителей спасённого города не видел сражения, и некому было приветствовать героев…
Некому, кроме Лоцмана.
Но он был лишь гостем в этом мире – и Старшим Братом для тех, кто этот мир защищал.
Зачем ему радоваться или участвовать в спасении? Без него справились!
Он мог лишь привести победу к логическому концу.
Двери поезда закрылись, голос внутри сообщил, что следующая станция – «Новослободская», – и состав с рёвом умчался прочь.
Какой-то мужчина, не успев добежать, громко выругался. Ему тут же сделали замечание: «Как вам не стыдно! Здесь же дети!» Он пробормотал что-то извиняющееся. Дети болтали, смеялись и внимания не обращали на взрослых.
«Дети… – подумал Дед. – Надо увести отсюда детей! Скоро же начнётся давка!»
Он резко поднял голову, открыл глаза. Прямо перед ним стояла девочка в ярко-жёлтом пуховичке и красных сапожках – вылитый цыплёнок! Под мышкой у неё был зажат плюшевый тигр с печальной мордой.
– Дядя пьяный? – спросила девочка, но её оттащила прочь встревоженная мамаша.
Дед огляделся. Белые своды с рельефом, носатые бра, на полу – «вышивка» из разноцветной каменной плитки. «Белка». То есть «Белорусская». Кольцо. Ну, да, Кольцевая, если «следующая станция – Новослободская»!
День. Людей изрядно, и многие с покупками. Полно детей. Многие прижимают к груди или животу ярких Дедов Морозов. «Футляры для конфет, которые раздают на Ёлках», – вспомнил вдруг Обходчик, а следом пришло воспоминание, как он водил на Ёлку маленькую Варю. Но тогда конфеты выдавали в прозрачных кульках…
Атмосфера на станции была светлая, искристая. У всех планы, надежды, мечты. Через неделю начнутся долгие выходные. Кто-то собирался в тёплые страны – подальше от московских холодов. Кто-то – в горы, прочь от непредсказуемой московской слякоти.
Приближался священный праздник Нового Года. Можно упиться – и начать жизнь сначала.
Держителю «Белорусской» были по душе такие настроения. Он неспешно плыл над, под и между людьми, наслаждаясь радостными мыслями. И время от времени шевелил затёкшими пальцами вытянутой руки старика в переходе.
Держитель помнил, как встали поезда и как на станции появился голодный людоед. Белые стены не забыли про крики, плач и брызги крови на венках и колосьях. Плитки пола сохранили и топот сотен ног, и медленные шаги Обходчика, вышедшего на бой. И тот пилон, об угол которого ударился Дед, тоже всё помнил.