Книга Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе - Андрей Шляхов

– В полном, – улыбнулся Данилов.

– Это хорошо. – Маргарита улыбнулась в ответ. – Будем с вами, плечом к плечу. Нам бы как в книжке – ночь простоять да день продержаться.

– А вы сами как себя чувствуете?

– Прекрасно! У меня сегодня разгрузочный день! Никакой еды, кроме воды! Не практикуете?

– Нет.

– Ну и правильно. Какие ваши годы? Вам, наверное, лет двадцать пять?

– Около того, – суховато ответил Данилов, давая понять, что подобные вопросы неуместны.

– Это не возраст, а сплошное счастье!

Маргарита ушла. Минутой позже вернулся Городецкий. Бледный, с испариной на лбу.

– Что-то совсем, – пожаловался он, обрушиваясь на диван. – Хоть затычку вставляй. И интоксикация пошла... Что ж там было в этих биточках?

– Может, сальмонеллы? – предположил Данилов.

– Скажи еще – шигеллы [7] ! – Городецкий вытер лоб рукавом халата. – Мама дорогая, как же мне хреново! Причем голова ясная, а тело – хоть в гроб клади. Синдром грузинской чачи.

– Почему? – не понял Данилов.

– Сразу видно, что ты не пил этого чудесного напитка, от которого в голове ясность, а в теле – умопомрачительная слабость. Разумеется, если не пригубить, а выпить как следует.

Городецкий погладил живот. Живот откликнулся на ласку громким урчанием.

– Хорошо, хоть туалет под боком, – невесело усмехнулся он и пообещал: – Больше никогда не буду питаться едой сомнительного происхождения! Ладно, слушай расклад...

Расклад был превосходный, о таком раскладе мог бы мечтать любой сознательный интерн. Из четырех штатных врачей блока кардиореанимации один отдыхал на турецких берегах, другой, сдав сегодня дежурство, умотал на дачу в окрестности города Чехова, откуда до воскресного утра его не дождешься, а третий, точнее – третья, должна заступать на дежурство завтра. так что как ни крути, а придется интерну Данилову заткнуть своим семидесятивосьми килограммовым телом (разъелся что-то за последнее время) образовавшуюся брешь.

– Советом я тебе в любом случае помогу, а руками – навряд ли...

Городецкий вытянул вперед руки с растопыренными пальцами, которые не тряслись, а просто ходили ходуном, сокрушенно покачал головой и неожиданно резво сорвался с дивана в туалет.

Данилов пообещал себе, что если даже он совсем обнищает или абсолютно деградирует, то и тогда ни за что и никогда не станет питаться из больничного котла. Лучше поголодать, как Маргарита.

– «Скорая»! – известила легкая на помине Маргарита, услышав шум у лифта. Данилов вышел на пост.

«Скорая помощь» привезла молодого мужчину восточной наружности с впервые возникшим нарушением сердечного ритма.

– Турок. – Врач «скорой» протянула Данилову сопроводительный лист. – Русским не владеет совершенно. Объяснялись кое-как при помощи его приятеля, с которым они вместе снимают квартиру. Насколько мне удалось понять, раньше не испытывал ничего подобного, считал себя здоровым. Аритмия началась не то на фоне переутомления, не то эмоционального возбуждения. К нашему приезду аритмия самопроизвольно купировалась, но он был так напуган, просто умолял его госпитализировать...

Маргарита многозначительно посмотрела на Данилова – знаем, мол, как именно умоляют и сколько при этом дают. Пациент тоже смотрел на Данилова, угадав в нем главного, только смотрел умоляюще-тоскливо.

– ...И вообще – впервые возникший приступ аритмии... Вот кардиограмма.

Данилов посмотрел кардиограмму, проверил пульс пациента и сказал:

– Оставляйте, Дан... Городецкий принял.

– Ой, Сережа сегодня дежурит! – оживилась врач, протягивая Данилову карту вызова для росписи в приеме. – А где он?

– Отдыхает, – ответила Маргарита.

– Привет передавайте!

Врач и фельдшер попытались уйти, но Маргарита их остановила:

– А каталку в приемное кто вернет? Или она до утра здесь простоит?

– Так перекладывайте скорее! – огрызнулась врач. – Мы на работе.

– А мы в санатории! – не осталась в долгу Маргарита.

Вдвоем с Даниловым они подкатили каталку к ближайшей свободной койке. Пациент резво перебрался на нее, вытянул руки по швам и уставился в потолок.

– Готов к труду и обороне! – усмехнулась Маргарита и повезла каталку к выходу.

Данилов начал осмотр.

– Ду ю спик инглиш? – поинтересовался он.

Турок улыбнулся и захлопал глазами.

Данилов показал, что свитер надо снять, и помог это сделать. На стадии выслушивания сердечных шумов подошел Городецкий.

– Что тут? – простонал он.

– Какая-то засада, – ответил Данилов. – Турок, не говорящий по-русски, с впервые в жизни возникшим приступом аритмии, купировавшимся до «скорой». «Скорая» интуитивно поставила мерцательную под вопросом...

– Не парься, Владимир. Подключай к монитору и наблюдай. На ночь назначь ему таблетку феназепама, на утро – анализ крови, мочи, стандартную биохимию и ЭКГ. Пока все. А по-английски он говорит?

– Тоже нет.

– Жаль, – вздохнул Городецкий, – я по-турецки всего пару слов знаю: «амна койим».

Пациент вздрогнул и перевел взгляд с потолка на докторов. Взгляд стал настороженным.

– Все хорошо, брат! – Городецкий похлопал турка по колену. – Это я так, для примера сказал... Ох, надо бы и мне прилечь.

– Хорошая идея, – одобрил Данилов. – Если что, я разбужу.

– Владимир, помни – лучше пять раз зря разбудить, чем один раз накосячить. Без ложной скромности.

– Я все понимаю, – кивнул Данилов. – Можешь спокойно восстанавливать силы. Если понадобится – я тебя с унитаза сдерну, будь уверен...

Электроды никак не хотели приклеиваться к волосатой груди турка. Растительность у него была знатная – многие были бы счастливы на голове столько иметь.

– Что вы мучаетесь? – Маргарита принесла одноразовый бритвенный станок и в мгновение ока подготовила место для электродов. Вместо мыльной пены она использовала гель, предназначенный для того, чтобы электроды лучше контачили с кожей. – Вот так лучше. Парикмахерские услуги идут по особому тарифу!

– Не надо про тарифы, – негромко, но жестко сказал Данилов.

Если даже Маргарита и обиделась, то вида не подала. Быстро наложила электроды, увеличила громкость сигнала и сказала:

– Не вставать!

Пациент оскалился в улыбке – Маргарита ему явно нравилась.

Данилов сел описывать новичка на посту. Идти в ординаторскую и тревожить Городецкого ему не хотелось.