Книга Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель - Жорж Бордонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда сенешал, думая, что выражает общее мнение, объявил сиру Вильгельму:
— Вы можете положиться на них. Они уже не раз доказывали свою преданность вам, всегда шли за вами. Они готовы служить вам и впредь.
Однако, заслышав сие заверение, бароны вновь заколебались и решили, что их предали. Они принялись роптать и браниться, а потом чуть ли не в один голос заявили, что не станут выполнять обещания, данные сенешалом от их имени. Смятение охватило даже самых безропотных — и бароны так ни о чем и не договорились. Сир Вильгельм удалился под их ропот, так и не добившись своего. Засим, как будто ничего не случилось, каждый из баронов получил от него приглашение на пир.
Пиршеству этому, казалось, не будет конца, зато удалось оно на славу, так что скоро все и думать забыли про давешние обиды и треволнения. Там-то и были скреплены печатями все необходимые договоры.
На другой день герцог призвал к себе самых влиятельных баронов, причем разговаривал он с каждым наедине и к каждому обратился с просьбой:
— От вас я жду помощи больше, нежели от кого бы то ни было, ибо вы самый храбрый из всех. И я прошу вас оказать ее из милости и любви ко мне.
После таких речей каждый из приглашенных, не долго думая, письменно обещал дать герцогу и воинов, и корабли. А за помощь и поддержку Вильгельм посулил им, также письменно, земли и замки в Англии — в том случае, разумеется, если он одержит победу. Епископ Одон, обратившийся к баронам с речью, решил показать пример и обязался оснастить три десятка кораблей. Таким образом он уязвил самолюбие самых тщеславных, и многие пообещали даже больше, чем могли. В то же время сир Вильгельм уже разослал верных людей по всему Французскому королевству, направил гонцов в Бретань, Пуату, во Фландрию и Аквитанию, дабы тамошние сеньоры, соблазнившись его щедрыми посулами, поставили под его знамена свои отряды, кроме того, он привлек на свою сторону немало странствующих рыцарей, коих, как известно, нанять довольно легко.
Из Реньевиля я не получал никаких вестей, но времени для переживаний у меня не было. Дни напролет мы проводили в седле — сопровождали герцога, сенешала и особо важных гостей либо развозили послания, скрепленные камергерской печатью. Герцог подарил нам с Гераром кольчуги, обшитые медными пластинами, с капюшоном.
— Видал? — сказал мне Герар. — Так что не надейся отсидеться за юбкой герцогини Матильды, пока остальные будут в походе, — хвала Небу! При мысли об англичанах мне просто не терпится схватиться за меч или копье — руки так и чешутся. А у тебя?
А у меня руки не чесались вовсе. К англичанам я не питал никакой ненависти. Тяжкое оскорбление, нанесенное ими герцогу, взволновало меня меньше всего. Однако нам предстоял поход, и я стал готовиться к нему с воодушевлением!
Глава XI
СТРОИТЕЛЬСТВО ФЛОТА
К сожалению, многие события так и не нашли своего отображения на Байейском полотне. Впрочем, это немудрено: ведь его развесили на колоннах собора, в ограниченном пространстве, а стало быть, и длину полотна пришлось ограничить, так что на нем запечатлено далеко не все, что могло бы там быть. Хотя епископу Одону, человеку весьма горячего нрава, Роберу де Мортену, графу д'Э и нашему сенешалу Фиц-Осберну не сиделось на месте, и они порой корили Вильгельма за медлительность, герцог же ни за что не желал торопить события, несмотря на терзавшие его душу гнев и муку. Он все больше походил на того шахматиста, который, прежде чем продвинуть фигуру, долго разглядывает игральную доску, протягивает было вперед руку, но тут же отдергивает ее и, наконец, делает ловкий, основательно продуманный ход, приводя соперника в полное замешательство. От гонцов, коих было несметное множество, от челяди на приемах посланников и из разговоров, там услышанных, я сам — ибо Герар был в отлучке — узнал главные замыслы сира Вильгельма. Хотя, отвергнув дочь герцога, Гарольд нанес ему еще одно жестокое оскорбление, наш властелин, презрев бурные увещевания и пламенные призывы епископа Одона, решительно отказался от вторжения в Англию без заблаговременной подготовки к походу. У него было немало причин остерегаться дальних и ближних наших соседей, от которых не раз исходила угроза его владениям. Он не забыл свои юные годы, когда после отбытия Роберта Великолепного в Святую землю и после смерти его Нормандское герцогство охватывали кровавые смуты. И, дабы подобное не повторилось впредь, он обратился за поддержкой к французскому королю — но тот отказался вмешиваться в «чужие дела», чем сильно прогневил Вильгельма. Однако ему удалось заручиться нейтралитетом графа Фландрского, отца герцогини Матильды, и императора Германского. Засим он отправил посланника к датчанам, и датский принц Гадрада, величайший из воителей, каких только знала земля, стяжавший себе славу непобедимого, заключил союз с графом Тостигом, одним из братьев Гарольда-узурпатора, которого тот, на свою беду, изгнал из Англии. Гадрада с Тостигом должны были захватить Английское королевство с севера, а нам предстояло завоевать его с юга.
Но на этом Вильгельм не остановился. Он обратился за благословением к Папе Римскому, и тот, весьма польщенный его обращением, безоговорочно признал завещанное ему право на английский престол, равно как и действенность клятвы, произнесенной Гарольдом над Святыми мощами, и охотно благословил нашего герцога. Он послал ему хоругвь с образом Креста Господня и перстень с печаткою, внутри которой хранилась прядь волос первоапостола Петра — первого пастыря Церкви Христовой. Папа дал знать этим Вильгельму, что он может выступать в поход на Англию от имени Господа и покровителем ему в этом деле будет сам святой первоапостол Петр. Возрадовавшись папскому благословению, многие бароны укрепились в вере своей, поскольку прежде некоторые из них все же сомневались в праведности сего предприятия, думая, будто клятва, данная Гарольдом, была вырвана у него силой и что он, как ближайший родственник почившего в бозе Эдуарда, имеет больше прав на английскую корону. Однако же слово Папы враз разрешило все сомнения и развеяло домыслы.
А меж тем в Лондоне самозваный король издавал один за другим законы во благо своих народов, дабы заручиться их любовью и поддержкой. Однако корона не принесла ему вожделенного умиротворения и удовлетворения. Горькая, неуемная тоска омрачала его великую радость. А по весне, с появлением кометы, предвестницы больших бед, посеявшей ужас в сердцах слабодушных и поколебавшей даже самых стойких, ему и вовсе стало невмоготу. Сказывали, будто в небе Англии эту комету