Книга Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

ещё на какие нужды, я, пожалуйста, готов тебе их дать. Я хоть и не богач — для земляка малости не пожалею. А на обратный путь — уволь.

— На жизнь мне деньги не нужны. Одежду Марко предоставил, пищу мне исправно по повелению государя присылают и, надо признать, довольно обильную, мы все тут изрядно отъелись. Всего хватает, а домой смерть как хочется.

— Как я тебя понимаю, друг мой, словами не передать. — Аристотель провёл рукой по сухому лицу, будто вытирая слёзы.

— Скоро два года, как я живу здесь. Всем, кажется, доволен, а тоска гнетёт. Даже мысли были — бежать отсюда, ибо знаю, добром великий князь меня скоро не отпустит. Да сболтнул об этом как-то в шутку за столом. И что ты думаешь? Тут же великому князю об этом доложили. И народу-то чужого не было, все свои, друзья, человек пять, не более, а донесли. Неприятности у меня с государем были. Вызвал к себе, пригрозил. Сына, говорит, отпущу, а сам задумаешь бежать от радушия моего, пожалеешь. Не хочешь храм ставить, будешь грязь в темнице месить босыми ногами да червей кормить. Вот такие здесь порядки. Теперь живу и радуюсь. Что ещё остаётся? Я оптимист. Так что, прости, друг, помочь тебе уехать я не могу. А если что в моих силах — милости прошу, всегда рад тебя видеть.

Вновь потянулось невыносимо длинное для Контарини время на чужой земле. Наконец-то пришло радостное сообщение: вернулся из своей поездки по стране самодержец русский! Посол тут же кинулся к Марко Руфо, к русским боярам, чтобы напомнили про него, чтобы помогли вновь увидеться с властителем, ибо теперь он понимал, что его отъезд зависит лишь от его высочайшей воли. И вот, спустя несколько тягостных дней, ему сообщили, что великий князь приглашает посла к себе, и не просто на приём, а сразу на обед.

В той самой трапезной средней палате, где посол разглядывал в первый раз поставцы с драгоценной посудой, были накрыты столы. Народу было немного, но кормили отменно, подавали креплёный русский мёд и привозное вино. Хозяин предлагал тосты за самого Контарини, за процветание его Синьории и герцога, пославшего его. Всё это было интересно и приятно гостю, но его озадачило то, что ни слова об его отъезде на обеде сказано не было. Сам же он побоялся об этом пока и заикнуться. Почти за целый год общения с русичами Контарини уже научился понимать их язык и жесты и теперь мог вполне обходиться без переводчика. Он понимал практически всё, что говорили, обращаясь к нему, великий князь, бояре. Но о своей судьбе он так и не услышал ни слова. Отобедав, венецианец вернулся к себе домой обычным порядком — его отвезли в кибитке в сопровождении верховых и переводчика.

Через несколько дней, которые посол вновь прожил в напряжённом ожидании, его опять пригласили на обед, на сей раз в более просторную, стоящую отдельно от дворца трапезную, которую русичи называли Брусяной избой. Здесь было ещё больше народа, чем в предыдущий раз, присутствовали братья великого князя, много важных бояр, которые вновь все вместе чествовали Контарини и говорили ему приятные слова. Но и тут не сказали ничего о главном. Вновь вернулся он к себе в дом с набитым желудком, хмельной и несчастный. Весь оставшийся вечер тосковал беспрестанно о своей родине, о семье, и даже слёзы выступили у него на глазах. Неужто ему всё-таки придётся ещё несколько месяцев ждать возвращения из Венеции Стефана с деньгами? Неужели русский государь так и не захочет помочь ему? Надежды у гостя становилось всё меньше, несмотря на явное внимание великого князя к его Синьории, на его гостеприимство и добрые слова.

Утром после обеда он проснулся с тяжёлой головой и в дурном настроении. Потому что не любил крепких напитков, но, несмотря на отказы, ему всё-таки приходилось выпивать за процветание своего отечества, за здоровье русского и своего, венецианского, государей, за дружбу, союз и что-то ещё. Не успел он умыться и привести себя в порядок, как вбежал слуга и сообщил, что его вновь ждут на обед к великому князю. Контарини удивился столь быстрому новому приглашению, но одновременно и обрадовался, сердце подсказывало ему, что это неспроста...

Через несколько часов за послом явился уже знакомый почётный эскорт, который проводил его во дворец, но на этот раз не в посольскую или трапезную, где он уже бывал, а в кабинет, в Золотую палату. Попав сюда впервые, Контарини с интересом осматривал её убранство, иконы в золотых окладах, роспись цветочным узором и золотом на стенах и печи, поставцы с книгами, сундук. Тут же в кабинете находились Марко Руфо и ещё один секретарь Иоанна, дьяк Фёдор Курицын.

Контарини низко поклонился государю, сидевшему за столом, тот встал, подошёл к гостю.

— Рад видеть тебя в здравии. — Красивое лицо и яркие серые глаза великого князя излучали доброжелательность. — Я ещё раз хочу засвидетельствовать самое доброе и почтительное отношение к твоей Синьории и к её правителю. Прошу, чтобы ты передал, что я их добрый друг и хочу таковым и оставаться...

Сердце Контарини дрогнуло, мысль, что его собираются отправить домой, сначала робко, но потом всё сильнее овладевала им. Душа его возликовала. Он с трудом понимал от охватившей его неожиданной радости, что говорит ему хозяин, лишь вежливо отступал от него, стараясь соблюдать приличную дистанцию со столь высокой особой. Но великий князь, желая проявить максимум внимания к гостю, вновь подходил к нему совсем близко, трогая за рукав и продолжая говорить. Добрые предчувствия посла подтвердились.

— Я решил заплатить твои долги и позабочусь о том, чтобы ты в пути ни в чём не нуждался.

Контарини кинулся благодарить государя, поцеловал ему руку. Тут же приглашённый дьяком казначей выдал ему кожаный мешочек с серебром — тысячу червонцев. А Иоанн пригласил гостя в соседнюю комнату — кладовку с окном, показать свои дорогие одежды из золотой парчи, подбитые прекрасными соболями.

Затем начался обед, как и в самый первый раз, рядом с кабинетом, в средней трапезной палате. В конце обеда, длившегося более двух часов, где опять говорили разные здравицы и напутствия и достаточно много пили, по повелению Иоанна гостю преподнесли большой серебряный кубок. Он был наполнен крепким русским мёдом, и великий князь предложил послу принять его. Напомнили, что по древнему обычаю этот жест демонстрирует высшую степень уважения хозяина к гостю и что содержимое надо