Книга Пришельцы ниоткуда - Франсис Карсак

Иолия была не такой блестящей, как Анаэна или даже Орена, и, несомненно, не такой умной. С ней будущее представлялось землянину в виде чудесного пейзажа, сотканного из зеленых лугов, источников, прохладных теней. Иногда он испытывал искушение. Но чаще ему виделась иная судьба – пейзаж из острых скал, нависающих над безднами, где воют дикие ветры его жизни. И он меланхолично и уже без боли размышлял о том, какой могла бы быть его жизнь с Анаэной, повернись все по-другому.

Как-то раз он ушел из лаборатории довольно рано. В тот день ему совсем не работалось. Локатор был давно готов, хотя никто не подозревал, что бесформенное нагромождение проводов, транзисторов, кристаллов и циферблатов на верстаке является законченным прибором, а не бесплодной попыткой создать опытный образец. Он хранил тайну даже от коллег, уверенный в том, что уже давно другой, хотя и не столь совершенный аппарат, упрятанный в красивый корпус, работает в рубке управления «Тильзина». Теперь Тинкар разрабатывал новую идею, он хотел создать гиперпространственное передаточное устройство, работающее без всяких ограничений по дальности действия, но ему не хватало теоретической подготовки, и он пытался пополнить свои знания, работая больше с бумагой и карандашом вместо проведения опытов.

Однажды Тинкар целый день провел в раздумьях и обнаружил, что больше не желает мести. Если «Тильзин» когда-нибудь окажется вблизи планеты, принадлежащей империи, он попросит, чтобы его высадили. Впрочем, для него сойдет любой мир, населенный людьми. Он перестал быть лояльным по отношению к империи, поскольку оценил ее в свете своего опыта жизни среди галактиан и паломников – и нашел пустой. Его воинственный дух умер, подорванный давними беседами с Ореной и окончательно уничтоженный разговорами с Холонасом. Осталось одно, за что он цеплялся из последних сил, – кодекс чести. И этот кодекс подталкивал его к признанию.

Он нашел патриарха в его квартире и попросил беседы наедине. Они снова оказались в узком кабинете. Не став терять времени на оправдания, Тинкар сразу же рассказал, какую цель преследовал, явившись искать убежища. Старец выслушал его молча.

– Я в этом и не сомневался, – сказал он наконец.

– И ничего не сделали?

– Ничего. В этом анклаве, где на тебя устремлен взор Бога, нет места для ненависти. Я знал, что она испарится сама собой.

– Вы ужасно рисковали!

Холонас улыбнулся:

– Не с тобой, Тинкар! Ты плохо себя знаешь. Если бы я считал, что ты опасен, ты бы не получил убежища.

– Но договор…

– Он позволяет нам предоставлять убежище, Тинкар, но не обязывает это делать! Бог сказал: «Будьте добрыми». Он не сказал: «Будьте глупыми!» Да, мы попытались бы спасти тебя от самого себя, но другими средствами. Ступай с миром, сын мой. Несмотря на все твои заблуждения, я желаю, чтобы все люди походили на тебя.

После разговора с патриархом Тинкар вышел в сад и уселся на привычную скамью. Мысли его кипели. Эта мораль была выше его понимания. Он набирался храбрости для беседы, предвидя момент, когда, как он думал, его изгонят. А глава анклава спокойно поговорил с ним, как с ребенком, признавшимся в какой-то несущественной проделке. К облегчению примешивались стыд и злость. Тот факт, что его, Тинкара, которого друзья прозвали Тинкаром Дьяволом, приняли за безобидного человека, бередил душу. Он не понимал, что патриарх ставил под сомнение не его мужество и энергию, но его способность ненавидеть.

Но чуть ли не впервые в жизни, анализируя самого себя, он понял, что не создан для ненависти. Даже в самом жестоком бою он сохранял уважение к противнику, к которому зачастую примешивалось сожаление. Ярость иногда заставляла Тинкара совершать жестокие поступки, но он не испытывал угрызений совести, ведь этого требовали от него начальники. И все же он никогда не смог бы стать членом Попола, политической полиции. Тинкар вспомнил о подземной камере пыток, возле которой ему довелось нести вахту, о том, как, сменившись, он долго стоял под душем, пытаясь очистить себя от скверны, вызванной близостью к гнусным чудовищам.

К нему подошла Иолия – воплощенная грация, несмотря на серое монашеское платье, – и села рядом.

– Тебе следует кое-что узнать, Иолия, – сказал он. – Одному Богу известно, как бы мне хотелось сохранить это от тебя в тайне, но я все же должен открыть тебе это.

В ее больших глазах отразилось удивление, немой вопрос.

И тогда, во второй раз за день, Тинкар исповедовался. Наконец он умолк, не осмеливаясь взглянуть на нее, ожидая, что она вскочит на ноги и бросится прочь.

– Это неправда, Тинкар, – произнесла она ровным голосом.

– Правда!

– Нет. В тебе нет зла. Все зло, которое ты совершил, исходит от твоей проклятой империи, а не от тебя. Ты бы никогда не смог уничтожить невинных вместе с теми, кто унизил тебя.

Он хрипло рассмеялся:

– Невинных! Увы! Их кровь часто проливалась на мои руки!

– На твои руки – возможно, но не на твою совесть. Все, что ты нам рассказал об империи, доказывает, что ты был лишь орудием в руках тех, кто командует. Ты мог лишь подчиняться, скованный тисками дисциплины, не оставлявшей времени на раздумья.

– Стало быть, ты не считаешь меня гнусным?

– Немногие могут с тобой сравниться, Тинкар, даже здесь. Тот, у кого не бывает мыслей о возмездии, вовсе не человек. Главное – что ты отказался от этих мыслей. Это и есть настоящее мужество.

Он не стал говорить ей, что, возможно, им двигала всего-навсего усталость.

Спустя какое-то время патриарх вызвал его к себе.

– Почему бы тебе не остаться с нами навсегда? – спросил он напрямую. – Ты талантлив, как сказали мне физики. Ты уже многое знаешь и быстро учишься. Ты сведущ в искусстве войны, а это может оказаться нам полезным в случае, храни нас от этого Господь, нападения мпфифи. Хочешь работать с нами, основать семью?..

– Я не исповедую вашей религии.

– Это не так важно, если ты не против нашей жизни. Настанет день, когда твои глаза откроются.

Тинкар на мгновение задумался.

– Не думаю, – произнес он наконец. – Я не создан для вашей спокойной жизни.

– Она не всегда спокойна, Тинкар. Время от времени мы высаживаемся на какую-нибудь планету. Ты же не принимаешь нас за моллюсков? Мы тоже нуждаемся в приключениях, в новых ощущениях. Мы исследователи и картографы всех планет Господа, у которых останавливается город. У галактиан тоже есть свои команды, но мы выполняем как минимум половину работы!

– Я подумаю.

– И еще одно, сын мой. Иолия любит тебя.

– Нет. Она восхищается героем, которым меня считает, вот и все. Это быстро пройдет, стоит ей подрасти.

– Как думаешь, сколько ей лет?

– Шестнадцать, семнадцать?

– Ей только что исполнилось двадцать два. Она выглядит моложе своих лет. Поверь, она любит тебя. Она не так красива, как Анаэна, я знаю, но у нее чистое сердце, и ты можешь на нее рассчитывать. Но любишь ли ее ты?