Книга Не говори никому. Беглец - Харлан Кобен

— Погодите, — начал я. — Вы хотите сказать, что Оуэн Энфилд — тайный агент?

— Нет, не думаю. Что бы он стал расследовать в Стоун-пойнте? Жульничество за карточным столом?

— А в чем же тогда дело?

— Это похоже на государственную программу защиты свидетелей.

Опять путаница.

— То есть, значит, Оуэн Энфилд…

— Совершенно верно, правительство спрятало его там, снабдив новыми документами. Все дело в том, что они не особо стараются насчет легенды. Об этом мало кто знает. Черт побери, иногда до смешного доходит! Я слышала, что однажды они засунули черного наркоторговца из Балтимора в пригород Чикаго, где все белым-бело. Полный облом. В нашем случае все было сделано не так уж плохо. Но опять же если бы семья Готти искала Сэмми Быка, то им достаточно было бы узнать его в лицо. Копать глубже они бы уже не стали. Ясно?

— Кажется, да.

— Насколько я понимаю, Оуэн Энфилд — та еще штучка. Впрочем, как и большинство тех, кто попадает под программу. Не знаю, что уж там случилось, но он убил тех двоих и сбежал. Ясное дело, ФБР не хочет скандала. Представляете, как бы это выглядело: правительство заключает сделку с преступником, а он начинает убивать направо и налево? Шумиха в прессе и все такое…

Я молчал.

— Уилл?

— Да.

Она сделала паузу.

— Вы еще что-то знаете, верно?

Я замялся.

— Ну же, — подбодрила меня Ивонн. — У нас ведь обмен, помните? Вы — мне, я — вам.

Не знаю, что бы я ей сказал и что было бы лучше: признаться, что мой брат и Оуэн Энфилд — одно лицо, или пока скрыть это. Но решение приняли за меня. Я услышал щелчок, и в трубке наступила мертвая тишина.

Тут же раздался резкий стук в дверь.

— ФБР. Откройте немедленно!

Это был голос Клаудиа Фишер. Я подошел к двери и отпер замок. Дверь тут же распахнулась, чуть не сбив меня с ног. Фишер ворвалась первая, с пистолетом наготове, скомандовав: «Руки вверх!» Дэррил Уилкокс, как всегда, следовал за ней. Оба выглядели бледными, уставшими и, пожалуй, даже слегка напуганными.

— Какого черта! — возмутился я.

— Руки вверх, живо!

Я послушно поднял руки. Она уже было достала наручники, но остановилась в нерешительности.

— Обойдемся без этого? — Голос Фишер прозвучал неожиданно мягко.

Я кивнул.

— Тогда пошли.

Глава 44

Я не спорил. Не кричал о своих правах и не требовал дать мне позвонить. Я даже не спросил, куда меня везут. Излишняя суета в подобный деликатный момент чаще всего бесполезна, а то и вредна.

Пистилло предупредил, чтобы я не лез в это дело. Он дошел до того, что арестовал меня за преступление, которого я не совершал. И даже обещал, что сфабрикует улики, если понадобится. И все-таки я не отступал, сам удивляясь неизвестно откуда взявшейся смелости. Наверное, мне просто больше нечего было терять. Может быть, это и есть уровень храбрости, при котором на все наплевать. Шейла и мама мертвы. Брат потерян. Загоните человека в угол, даже самого слабого, и вы увидите перед собой дикого зверя.

Мы остановились на узкой улице, вдоль которой тянулся ряд одинаковых домиков. Куда ни глянь, одно и то же: аккуратные лужайки, ухоженные цветочные клумбы, белая садовая мебель, тронутая ржавчиной, шланги, змеящиеся в траве, и колышущийся туман вокруг дождевальных установок. Мы направились к одному из домов. Фишер нажала на дверную ручку — дверь была не заперта. Мы прошли через комнату, в которой стоял розовый диван. В углу был телевизор, на котором я заметил фотографии двух мальчиков, расставленные по порядку начиная с младенческого возраста. На последнем снимке мальчики, уже совсем большие, были в парадных костюмах и целовали в щеки какую-то женщину. Очевидно, их мать.

Дверь в кухню была открыта. За пластиковым столом сидел Пистилло и пил чай со льдом. Возле раковины стояла женщина. Та самая, что была с мальчиками на фотографии. Фишер и Уилкокс потихоньку испарились. Я остался.

— Вы подключились к моему телефону…

Пистилло кивнул:

— И записывали все разговоры. Кстати, все было сделано законно, у нас есть ордер.

— Что вам от меня нужно?

— То же самое, что и все последние одиннадцать лет. Ваш брат.

Женщина у раковины включила воду и стала мыть стаканы. На дверце холодильника висели еще фотографии: там был Пистилло, какие-то незнакомые люди, но чаще всего те же самые мальчики. Это были более поздние и в основном случайные снимки, сделанные на пляже и во дворе.

— Мария… — обратился к ней Пистилло.

Женщина выключила воду и повернулась к нему.

— Мария, это Уилл Клайн. Уилл, Мария…

Женщина, которая, как я понял, была женой Пистилло, вытерла руки полотенцем. Ее рукопожатие оказалось неожиданно сильным.

— Очень приятно, — произнесла она довольно формальным тоном.

Я кивнул и что-то промычал в ответ. Затем, повинуясь жесту Пистилло, опустился на жесткий металлический стул.

— Выпьете что-нибудь, мистер Клайн? — предложила Мария.

— Нет, спасибо.

Пистилло поднял свой стакан с холодным чаем:

— Классная штука, попробуйте.

Мария вопросительно посмотрела на меня. На чай пришлось согласиться. Хотя бы для того, чтобы перейти к более важным темам. Провозившись довольно долго, хозяйка поставила передо мной стакан. Я изобразил улыбку и поблагодарил. Мария улыбнулась в ответ, еще более холодно, чем я.

— Я подожду в другой комнате, Джо, — обратилась она к Пистилло.

— Спасибо, Мария.

Она вышла, закрыв за собой дверь.

— Это моя сестра, — сказал Пистилло, глядя на дверь. — А это ее сыновья. Виктору сейчас восемнадцать, Джеку — шестнадцать.

— Итак, — я положил ладони на стол, — вы подслушивали мои телефонные разговоры…

— Да.

— Тогда вы должны знать, что я не имею понятия, где находится мой брат.

Пистилло отхлебнул из стакана.

— Это я знаю. — Он посмотрел на холодильник и жестом указал на него. — Вам не кажется, что на этих фотографиях чего-то не хватает?

— Я сейчас не в настроении играть в игры.

— Я тоже. Но все-таки взгляните: чего не хватает?

Я не стал смотреть, потому что уже знал ответ.

— Отца.

Пистилло щелкнул пальцами:

— С первой попытки! Молодец.

— А в чем дело?

— Моя сестра потеряла мужа двенадцать лет назад. Мальчикам было… Ну, вы можете подсчитать сами. Шесть и четыре, стало быть. Мария вырастила их одна. Я помогал чем мог, но дядя все-таки не отец, правда ведь?