Книга Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

Чадили смоляным дымом разбитые и подожжённые пороки. Только сейчас воевода вспомнил, зачем была вылазка, мысленно поблагодарив Перуна за сегодняшнюю удачу. Будто не было боевой усталости, вскочил в седло, принял из рук кметя копьё с головой. Алая кровь стекала по древку, попадала на руку, ползла под рукав. Будто стяг поплыла над полем голова магистра, сопровождая до города русскую рать.

Победа окрылила осаждённых. Снова уверовали, что ромеев можно бить, несмотря на их число. Ромеи подбирали своих мертвецов, на них пустыми глазницами — вороны уже выклевали глаза — выставленная над воротами, смотрела голова Иоанна Куркуаса.

Воеводы не лезли с советами — знали, князю и так ведомо, что железо надо ковать, пока горячо. Удручённые потерями, голодом и камнепадом, ратные вовсе падали духом до сегодняшнего дня. И всё же осторожный Свенельд предложил обождать, чтобы полностью подготовить рать для решающей битвы. Князь, посоветовавшись с воеводами, согласился.

Волк, получив обратно воеводство, посерьезнел и уже носился с распоряжениями. Святослав сам сверял составленные грамоты по количеству ратных, могущих встать в строй. Заходил в дома с ранеными. У многих открылись язвы, некоторым, спасая жизнь, отрезали загноившуюся руку или ногу. Калечные оглядывали князя и воевод равнодушным, полным тоски взглядом. Теперь, когда камни перестали бить город, их смогли разместить просторнее и умерших от ран будет меньше.

Сумасшедшие дни беспорядочных вылазок прошли, обнажив протори. Оказалось, что от коней, находящихся в Доростоле с самого начала осады, осталась едва половина, да из тех не все годились для боя. Благо за оружием каждый ратник следил сам. Переназначили некоторых сотников, прозевавших людей, погибших в схватках, и выделенное обилие, мало не повесили тут же.

Ромеи притихли, почти не показываясь в виду стен. Камнемёты, что не усели разрушить русы, разобрали и увезли. С заходней стороны магистр Варда Склир также убрал камнемёты, опасаясь отчаянной вылазки, впрочем, и не было у него разрушительных и дальнобойных петроболов, как у Куркуаса. Ратные ходили радостные, будто не было того страшного камнепада, и сам город будто ожил, окрасившись в летние цвета. По-домашнему мирными казались жаркие южные вечера, благоухающие цветущими садами, торопливо туда-сюда носились мелкие птахи, спеша доделать свои дневные птичьи дела. В глубине города стучали молотки и топоры древоделей — болгары с русскими латали повреждённые дома. До самой ночи пыхтели кузнечные горны. По улицам водили с водопоя оставшихся коней.

Глава 32

Шатры свёрнуты, ратники укладывались спать под открытым небом. Колот попросил Зайца разбудить его через два часа после полуночи, протиснулся меж двумя спавшими телами, положил голову на седло. Кто-то всё ещё бродил, местами слышался смех, далеко в городе высоким голосом творил песнь сказитель, трогая перстами струны гуслей, совсем рядом грустно тянула свирель. Лапа заснул сразу, сказалась долгая походная привычка. Во сне он был дома, с Отеней помогали вспахивать отцу поле, не было жён и рождённых глуздырей, мать, уставя стол молоком, творогом и блинами с мёдом встречала своих мужиков. На чужбине часто снится дом, в ясном радостном солнечном дне, с сябрами и близкими, погружёнными в свои будничные заботы. И кажется дом далёким ирием, куда Колот больше никогда не попадёт. Проснулся Лапа от собственного стона. Тёмная ночь звенела невидимыми комарами, на разные голоса храпели, вскрикивали, посвистывали во сне ратные.

Лапа поднялся, разминая ноги. Вытравил душу сон о доме, оставил борозду, что пройдёт только к утру. Спать более не хотелось. Колот проверил свою стражу, побродил по городу и с рассветом разбудил ратных, приказав выводить коней, снидать и оборужаться. Ратные продирали глаза, ворчали вполголоса на дотошного старшого, что разбудил прежде других сотников. Пусть ворчат, зато его сотня лучшая во Всеславовом полку и в ней едва ли не меньше всех потерь.

Вокруг творилась предбоевая суета, ругались на вечно бестолковых ратных старшие, воеводы с построжевшими лицами отдавали наказы. По выложенной камнем дороге к воротам проехал князь с гриднями. В сами ворота, построившись в походный порядок, уже выходили по сотням воины Икморева и Акунова полков.

Солнце поливало щедрым светом равнину. Выжженная почти до серого пепла, смешанная с пылью трава устало и мёртво цеплялась за сапоги. Впереди, расплываясь в маревной дымке, пестрели развёрнутыми знамёнами ряды ромеев. Колот с двумя десятками своих воинов из раздёрганной, рассованной по полкам сотни, оказался на челе с ратью Икморя. Воины привставали на носки, стремясь разглядеть, что происходит, но за шеломами передних рядов поля совершенно не было видно. Задние один за одним, не ломая строя, садились на землю, готовые вскочить по первому окрику нарочитых.

Святослав в сопровождении Ратши, ломая кусты, цепляя за ветки полами коца, по едва видимой тропке взобрался на середину холма. Прикрыл ладонью глаза от солнца, обозревая поле. Развернувшиеся вдалеке ромеи снова перестраивались, поднимая тучу пыли. До полудня оставалось меньше часа. Цимисхий медлил, испытывая терпение русов.

Могуч и всесилен златоусый Перун. Сегодня, в свой день, он наблюдает за своими детьми, ждёт ратных подвигов и мужества. Заперты ворота города, дабы не было искушения отступления позорного в такой священный день. Кровь остывала в жилах, тело млело под горячим солнцем. Волк откупорил бурак, протянул князю отхлебнуть нагретой дневною жарынью водицы.

— Не уверен в себе Иоанн. Прошла гордыня от собственной силы, — сказал Святослав, вытерев ладонью усы. Ратша, скривившись лицом, указал князю на болгарские знамёна у византийцев:

— Дали-таки воинов переветники! А ведь недавно под нами ходили. Ништо, пусть Радомир своим землякам перья повыщипывает!

Чаще заколыхались вражеские стяги, снова поднялась пыль, разбуженная тысячью ног. Медленно, делая длинные остановки для выравнивая рядов, глубокая ромейская фаланга текла в направлении русов.

Стоявший впереди лес копий опустился, ратные теснее прижались друг к другу, противный вой ромейских труб становился ближе. Строй чуть колыхнуло назад, в передних рядах захрустело, зазвенело. С обеих сторон с задних рядов навесом пускали тяжёлые стрелы, стараясь увеличить урон.

Едва заметно, но ромеи, теснимые, уступали поле. Впереди медведем ворочался Икморь, гвоздил топором, разрубая вражеские шелома, рассекая брони. Уставших воинов заменяли свежие. Колыхался волнами огромный железный клубок сцепившихся друг с другом людей.

Треснула, раскололась фаланга, как раскалывается под ударом булавы глиняный горшок. Русы, под собственный рёгот, забрасывали за спины щиты, чтобы способнее было рубить бегущих. Икморь не успевал да и не смог бы поворотить своих, что вырвались на равнину изломав ряды, потому шёл впереди всех под собственным стягом. На выручку разбитым ромеям спешила арабская конница под началом сына критского эмира Анемаса. Слева широкой дугой, рассыпаясь в лаву, заходили чужие болгары, на перехват которых мчался со своими воинами Самуил. Святослав с Ратшей сбежали с холма, едва почуяв ногами тропу, птицами влетели в сёдла. Плотно сбитый строй пронёсся сзади развернувшегося на равнине пешего войска, заворачивая, чтобы обрушиться на арабов, которые быстро, слишком быстро достигли русских пешцов.