Книга Некрономикон. Аль-Азиф, или Шёпот ночных демонов - Абдул аль Хазред

И так продолжалось без конца вновь и вновь. Едва мы успевали проследить путь одной расы, перед нами возникала другая, а с других сторон спешили еще и еще. Они расползались и разлетались по безбрежью, оседлав свои миры и заполняя его новой и совершенно замечательной формой бытия – жизнью, невероятными превращениями которой можно было и хотелось любоваться бесконечно. И мы любовались и любовались день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Но эти любования не были праздными. Как и прежде, мы, даже не всегда это осознавая, проникали глубоко в суть всех построений и превращений, и все они подробно запечатлевались в нашей памяти, способной в любой момент извлечь любое из них для анализа и осмысления. Сейчас же мы лишь накапливали их, перенося эту удивительную библиотеку в свои головы.

Картины, плывущие перед нами, постепенно менялись. Нашим глазам то и дело представали миры, уже виденные нами, но на более поздних этапах своего восхождения. Населяющие их существа представали нам изменившимися настолько, что их с трудом можно было узнать. Одни настолько вживались в свои миры, что обретали с ними истинную гармонию и становились неразделимы, что неизменно вело ко всеобщему процветанию и восхождению. Другие, не найдя таких путей, вымирали, нередко разрушая и сами миры в отчаянных попытках выжить. Третьи в поисках гармонии находили способы приспосабливать места своего обитания для своих жизненных потребностей лишь в малой, самой необходимой степени, не нанося им ощутимого урона и позволяя естественным образом восполнять нанесенный ущерб. Те, кому удавалось преодолеть в своем восхождении некую грань, обретали способность сначала к его логическому упорядочению, а затем – и к осмыслению. Эти способности являли собой то, что породило в безбрежье зачатки разума и пробудило сознание. Преодолеть эту грань было нелегко и под силу лишь немногим. К тому же происходило это почти всегда случайно и неожиданно в силу стечения множества внешних и внутренних условий, то есть в результате какого-то особого толчка. Но стоило этому произойти, восхождение разума из зачатков происходило быстро и бурно, ибо разум способен направлять свое восхождение и создавать для него необходимые условия. Пути же его восхождения, как и пути восхождения жизни, были различными, хотя и далеко не столь разнообразными. Некоторые расы, обычно бесформенные или состоящие из множества мельчайших особей и неспособные к активному движению и разнообразной деятельности, направляли разум внутрь своей массы. Масса же эта, как правило, была неразрывно связана с миром, породившим ее, став с ним единым целым. Поэтому почти все проявления такого разума происходили либо в толще, либо на самой его поверхности. Так формировались разумные миры, разрастаясь и отпочковывая от себя подобных себе, завоевывая таким образом просторы безбрежья и проникая в его тайны. Другие, способные к передвижению в нашем понимании и изменению окружающих предметов и материалов посредством этого передвижения, стремились вырваться за пределы мест своего обитания и дальше – за пределы своего мира, движимые теми же стремлениями. И тем и другим это удавалось примерно в равной степени, ибо разум одинаково способен находить пути для своего восхождения, исходя из облика своих носителей, и способность эта зависит лишь от ступени его восхождения.

Преодолев границы своих миров, обретшие разум расы устремлялись в просторы безбрежья на поиски мудрости, используя для своих странствий его построения и проявления, столь же сложные и причудливые, как построения материалов и миров. Одни создавали для этого немыслимые приспособления из поистине сказочных материалов, движимые потоками многоликого света. Другие настолько глубоко проникали в гармонию безбрежья, настолько полно вливались в нее, что могли обходиться без всего этого, пользуясь лишь течением присущих ему сил. И опять же успех сопутствовал тем и другим примерно в равной степени. Разумеется, пути их нередко пересекались, порой не обходясь без жестоких столкновений, обращавших в прах целые миры и их скопления и низвергавших в забвение населявший их разум. Другие же, наоборот, объединяли свои усилия, многократно повышая тем самым их плодотворность. Молодые расы сменяли уходящие, наследуя их мудрость и обогащая ее своей. Преуспевшие же в познании находили способы продления отпущенного им века и, пройдя свой путь и обратившись в прах, возрождались в новом облике и продолжали свое восхождение.

Многочисленные формы разума проплывали перед нами в своем восхождении, как до этого – формы жизни. Причем в их описаниях большое место уделялось проявлениям, присущим именно разуму: восприятию и отношению к окружающему, образу мышления, системам ценностей и моральным канонам. Особое место уделялось также описанию рас с примитивными стремлениями к власти и обогащению, поиску новых мест обитания и источников необходимых материалов, порабощению других рас. Достигались эти цели обычно посредством грубой силы с применением невообразимого оружия, рядом с которым поющие столбы подземелья выглядели детскими игрушками. Познание же для них ограничивалось лишь самым поверхностным изучением покоряемых миров и их окрестностей, необходимым не более чем для достижения этих целей. И нам приходилось с горечью признаваться, что наша раса пока что принадлежит именно к их числу.

Повесть восьмая

Два безбрежья

Ознакомившись, таким образом, с основными и наиболее яркими формами жизни и разума в безбрежье, многократно изумляясь их многообразию и невероятности облика, мы перешли было к ознакомлению со способами и путями познания, которые они изобрели и использовали. Но тут в лагерь прибыл один из наших помощников из оазиса и сообщил немало удивившую нас новость. Он рассказал, что неделю назад к оазису из пустыни пришел человек, по виду – весьма преклонных лет, одетый в истрепанные лохмотья и сильно изможденный. По-видимому, он долго шел пешком через пески без пищи и воды. Его сразу же накормили и окружили всяческой заботой, одарили одеждой и предоставили кров. Однако расспросы, кто он и откуда пришел, ровно ничего не дали, так как говорил он на совершенно непонятном и странном наречии, не произнося слова, а издавая череду разнообразных звуков: гортанных, шипящих, свистящих и вообще неописуемых, в самых невообразимых сочетаниях. Поначалу они даже не поняли, что это – речь, приняв эти звуки за кашель от воспаленного жаждой и пылью горла. Лишь иногда в промежутках между странными возгласами он произносил нормальные и вполне понятные фразы, хотя и в большинстве бессвязные. Они поняли лишь то, что он пришел из другой земли, из-за Большого моря, чтобы отыскать древний город, от которого лежит тайный путь на его родину. И почему-то всем сразу стало понятно, что говорит он именно о городе колонн. Друзья наши не решились отвести его туда сразу, так как он пребывал в весьма плачевном состоянии, однако нас решили известить незамедлительно.

Услышав эту новость, мы сразу почувствовали, что Аллах послал нам еще одну тайну, связанную с теми, кто приходит и уходит, а также – со священным городом. Разумеется, мы решили сделать в познании очередной перерыв и, наскоро собравшись и поручив присмотр за лагерем нашим быстроногим друзьям, все вместе отправились в оазис. В этот раз два с половиной дня пути тянулись бесконечно долго и как никогда раньше томительно. Бесконечные дотошные расспросы нашего помощника были бесполезны, так как он не мог добавить к уже сказанному ничего существенного, повторяя вновь и вновь, что этот странный старик произнес лишь несколько понятных слов.