Книга Диссиденты, неформалы и свобода в СССР - Александр Шубин

«Мажорами» лагерь «соглашателей» не исчерпывался. Они были поддержаны принципиальными противниками «политики». Гвоздем спора была политичность или аполитичность движения. По мнению И. Смирнова, государственная политика в 1983 г. была направлена на «полное уничтожение рок-музыки как жанра»[978]. Но практические действия властей это не подтверждают.

Рок-музыка полностью в подполье не ушла. Концерты продолжались. В декабре прошло выступление А. Градского в московском ДК им. Русакова (в последний момент «Аквариум» отказался от рискованного выступления)[979]. В Ленинграде контролируемые властями рок-группы продолжали работать относительно спокойно. Режим волновали не жанровые вопросы, а «идейное содержание» и источники доходов рок-музыкантов. Тем, кто пытался игнорировать правила, навязанные властью, пришлось туго.

«Весной 1984 г. пошла вторая волна атак на рок. Главным объектом ее на этот раз были не деморализованные профессиональные группы, а „самодеятельность“. Наконец-то на ребят „из подполья“ всерьез обратили внимание! Однако совсем не так, как им хотелось бы. Пока любительские ансамбли существовали на локальном уровне, у них были локальные проблемы. „Пленочный бум“ не только прославил их, но и сделал гораздо более уязвимыми»[980]. В дискотеки ушла команда не пропускать «магиздат». Правда, она далеко не всегда исполнялась — система уже давно не была тоталитарной.

Весной 1984 г. милиция произвела образцово-показательный разгром рок-концерта, в котором участвовала молодая группа «Браво». И. Смирнов вспоминает: «Лелик, сидевший рядом со мной, слушал без особого энтузиазма: „Песенки какие-то детские.“ В этот самый момент Иванна (Ж. Агузарова — А.Ш.) запела „Белый день“:

Он пропоет мне новую песню о главном, Он не пройдет, нет, цветущий, зовущий, славный, Мой чудный мир!

и при словах „чудный мир“ из-за кулис выскочили люди в милицейской форме, и с ними один штатский с рупором: „Всем оставаться на местах!“… Я подбежал к окну. Вокруг клуба стягивалась милицейская цепь — пригнали милицейский полк. Потрясенный народ с балконов окрестных домов наблюдал происходящее.

К дверям ДК подъезжали автобусы, газики, спецмедслужбы, какие-то запорожцы. В них бравые стражи порядка швыряли всех, кто находился в ДК, без различия пола и возраста. Видимо, ставился целью „полный охват аудитории“, как при голосовании за нерушимый блок коммунистов и беспартийных»[981]. Большинство участников рок-движения было уже достаточно опытно, чтобы допросы закончились безрезультатно. Почти. «Последнее слово все же осталось не за нами. „Что ж, — сказал наш интервьюер, группа „Браво“, может, и будет выступать, но без солистки“.

А у солистки, надо сказать, был обнаружен чей-то чужой паспорт, в которое она вписала что-то дурацкое — вроде „Иванна Андерс, датско-подданная“. Счесть это изделие документом можно было только после основательной порции циклодола. Тем не менее Иванну-Жанну в течении более чем полугода перевозили из одного застенка в другой…»[982] В конце концов Жанну отправили к родителям в Сибирь, где она, кстати, заняла первое место на конкурсе молодых талантов[983].

Дело было, конечно, не в том, что псевдопаспорт кто-то принял за документ. Был важен сам факт издевательства над государственной символикой. А это была уже политика. Потому сотрудник КГБ допускал возможность выступления группы «Браво». Рок сам по себе авторитарному режиму не угрожал (а вот тоталитарный режим просто не позволил бы рок-музыкантам и их поклонникам дойти до ДК). Специалистов из КГБ и МВД волновала бесконтрольность, несогласованность программы с «соответствующими» инстанциями. А сами инстанции в таком согласовании были не заинтересованы. По мнению И. Смирнова «„Детские песенки“ Иванны были опасны не своим содержанием, а тем, что она нагло нарушала феодальную монополию ведомств, ответственных за „песенки“, и должна была понести строгое наказание — как негр, зашедший в ресторан для белых, или крестьянин, объявивший себя дворянином. Чтобы другим неповадно было»[984]. Но к этому времени в стране «развелось» уже довольно много непослушных музыкальных крестьян, и большинство из них за решетку не попадали, хотя тоже нарушали монополию официальной песенной машины. Карательные органы имели слишком высокий статус, чтобы печься об интересах фирмы «Мелодия». Но в 1983–1984 гг. «органами» была получена команда несколько сократить сферу действия неподконтрольных движений, которые, к тому же, все откровеннее политизировались. Для этого нужен был именно образцово-показательный разгон. Конкретное содержание песен в этот момент было не важно. Группе «Браво» просто не повезло — она попалась под руку, чтобы ответить за все крамольное содержание песен, возникающих в этой субкультуре.

Удары по року носили все же избирательный характер. В том же 1984 г. официально санкционированный фестиваль открывался песней В. Цоя:

Я объявляю свой дом безъядерной зоной, Я объявляю свой двор безъядерной зоной, Я объявляю свой город безъядерной зоной…

Какой-то юнец объявляет свой город безъядерной зоной, берет пример с западных пацифистов, разлагающих обороноспособность своего военного блока. Крамола? Ничего, в рамках официального фестиваля дозволили. А вот несанкционированный фестиваль на Николиной горе летом 1984 г. оттеснили на дачный участок одного из участников[985].

Наступление на неподконтрольные рок-группы велось и в провинции. «Очень тяжкая ситуация сложилась в Уфе вокруг группы ДДТ. Из любимого певца-лауреата Шевчук после альбома „Периферия“ превратился в „клеветника на башкирскую деревню“ и „агента Ватикана“. Именно такой вывод сделала местная газета „Ленинец“, изучив текст песни „Напомним небо добротой“, в которой упоминалось все то же крамольное имя Христа… Шевчука выгнали с работы и потребовали подписи под „отказом от сочинения и исполнения песен“. По-видимому, он ответил на эту юридическую новацию слишком резко, поскольку вскоре вечером на дороге на него напали абсолютно трезвые, с виду приличные… ну, хулиганы, что ли»[986]. Осенью был арестован свердловский рок-певец А. Новиков. За изготовление и продажу музыкальной электроники он был приговорен к 10 годам заключения.

Тем не менее, по мнению И. Смирнова «война с рок-музыкой имела результаты, сокрушительные для тех, кто ее планировал… В результате репрессий нормальные электрические концерты до конца 1985 года практически прекратились. От этого прежде всего пострадали те группы, которые занимались собственно МУЗЫКОЙ и делали ставку на профессионализм, хорошую музыку, красочное шоу. Аполитичная традиция 70-х была, таким образом добита (или перешла под контроль властей — А.Ш.) — а бардовская, напротив, усилилась… Жестокость властей привела к радикализации и консолидации рок-движения и создала авторитет как раз тем, кто был для официальных властей максимально неприемлем. Возникла героическая легенда. И даже презренные ВИА-шники… которым приходилось всячески хитрить и сопротивляться грабежу, стали чувствовать себя диссидентами»[987]. Движение расширялось. На арену шли К. Кинчев, П. Мамонов, Г. Сукачев, А. Башлачев. По мнению последнего удары по рок-движению только укрепляли его: