Книга Королева Виктория - Виктория Холт

Лорд Биконсфилд в свое время возбудил во мне интерес к Индии, и с тех пор мне хотелось узнать побольше об этой стране, хотелось посетить ее, но это было невозможно.

Среди индийцев, прибывших в Англию на юбилейные торжества, двое привлекли мое внимание. Это были Абдул Карим, сын, по-моему, врача, двадцати четырех лет, и Магомет, гораздо старше, очень полный и постоянно улыбающийся.

Я предоставила им места в моем штате, чтобы узнать побольше о них самих и их стране. Карим был очень смышленый, но плохо владел английским, и я наняла ему учителя. Тот явился с большой готовностью, воображая, что его пригласили обучать одного из принцев, но, когда он понял, что его услуги требуются для слуги, к тому же еще и темнокожего, он был очень недоволен.

У меня это вызвало раздражение. Я не допускала, чтобы презирали людей с отличным от нас цветом кожи, и, конечно, этот глупый учитель не посмел возражать мне.

Меня очень позабавило, когда Карим предложил обучать меня хинди, и я сразу же согласилась. Мне ужасно нравилось обращаться к Кариму и Магомету на их языке.

Карим готовил мне пряные индийские блюда, которые мне пришлись очень по вкусу. Впервые после смерти Джона Брауна я почувствовала себя счастливее. Мои индийские слуги были преданы мне. А в моем положении это просто необходимо.

Пока Фритц был в Англии, он несколько раз встречался с доктором Макензи и поверил, что тот сможет его вылечить. Мне даже показалось, что эта надежда улучшила его состояние.

Викки была в восторге. Она любила Фритца, и он очень много для нее значил. Фритц был единственным, кто мог и ограждал ее от всех тех, кто плохо к ней относился. Я знала, что за эти годы ей пришлось вынести от семьи мужа и особенно от сына Вильгельма, который, по ее мнению, был настолько черств и честолюбив, что желал смерти деда и отца, чтобы завладеть короной.

Я верила ей, так как сама могла убедиться, какой Вильгельм неприятный субъект. Он не попытался прекратить злобные слухи о матери, более того, стало известно, что он всячески способствовал их распространению. Будто бы у нее есть любовник и что она не позволила сделать мужу операцию, боясь, что он умрет во время нее, а ей надо, чтобы он пережил своего отца, так чтобы она могла стать императрицей, после чего он мог убраться на тот свет, предоставив ей с любовником подбирать крохи с высочайшего стола.

Испорченность этого молодого человека поражала меня и раздражала. Я часто вспоминала, как гордился Альберт блестящим браком Викки. А какое счастье принес ей этот брак? Бедная Викки, такая умница, такая гордая! И самое тяжелое, что ей выпало на долю, — это озлобленность и нелюбовь ее сына.

Его испортили Бисмарк и бабка с дедом, а может быть, сыграла роль и его изуродованная рука.

В феврале следующего года Фритцу все-таки сделали операцию, а несколькими неделями позже умер император. Фритц стал германским императором, а Викки — императрицей.

Викки — императрица, это было замечательно! Именно этого желал для нее Альберт. Он так ее любил и так ею гордился. Если бы он только был жив! Он бы, вероятно, усмирил Вильгельма.

Я беспокоилась о Викки, Так как знала, что Фритц может скоро покинуть ее. Я хотела увидеть их обоих.

Когда Бисмарк услышал, что я собираюсь посетить Фритца и Викки, он пришел в негодование. Однако я приехала в Берлин и встретилась с этим человеком, перед которым трепетала вся Европа. Должна сказать, что произошло нечто странное — он произвел на меня благоприятное впечатление, несмотря на то, что он сделал и то, что я о нем слышала. Он был сильной личностью, а мне нравились сильные мужчины. Мне кажется, что и я произвела на него впечатление. Я чувствовала, что мы оба были приятно удивлены тем, что встреча прошла благополучно. Вполне вероятно, в будущем станем относиться друг к другу с большим уважением.

Печально было видеть бедного Фритца, такого похудевшего и совершенно лишившегося голоса. Я знала, что долго ему не прожить, но, по крайней мере, он сделал Викки императрицей. Я встретилась и с Вильгельмом. Он был очень заносчивый молодой человек, но, я думаю, я усмирила его немного. Я сказала ему, как я недовольна его поведением, и заставила его пообещать мне исправиться.

Расставаясь, я сказала Викки, что в случае необходимости она всегда должна обращаться ко мне. И если будет нужно, я сразу же приеду в Берлин.

Когда я вернулась домой, я вызвала доктора Макензи и потребовала, чтобы он сказал мне всю правду о болезни Фритца. К моему великому сожалению, мои опасения оправдались — он сказал, что ему остается жить не больше трех месяцев.

В июне пришло страшное, но не неожиданное известие. Фритц скончался. Я послала телеграмму Вильгельму — теперь германскому императору, — извещая его, что подавлена горем, и требуя, чтобы он позаботился о матери. Я подписала телеграмму: «Бабушка V. R. I.».

Берти отправился в Берлин на похороны Фритца и вернулся, кипя от ярости. Я редко видела его таким взбешенным; хотя у него, как и у меня, случались вспышки гнева, но они быстро проходили. Но Вильгельм действительно его расстроил — более того, он его встревожил.

Рассказывая мне о Вильгельме, он хотел, чтобы я поняла истинную природу характера моего внука.

— Я не верю, мама, что он огорчен смертью отца. Хотя бы потому, что не заметил скорби на его лице. Напротив, я даже сказал бы, что он ей рад, потому что теперь он получил императорскую корону.

Я отвечала, что меня это нисколько не удивляет, потому что посланник, присланный Вильгельмом известить меня о смерти его отца, сделал это сообщение с чуть ли не ликующим видом, что показалось мне совершенно неприличным.

— Германия теперь — это сила, с которой приходится считаться, — сказал Берти. — Я думаю, что у Вильгельма большие планы. Со мной он был особенно неприветлив. Мне казалось, что он почти издевался надо мной, потому что я только наследник престола, а он — император. Его поведение по отношению к Викки непростительно. К вам он ревнует. Из разговоров с ним я понял, что он сознает, что Германия играет менее важную роль, чем Англия, и это ему не нравится. Я убежден, что он будет стараться изменить ситуацию. Я полагаю, ему бы хотелось свергнуть вас и занять трон самому.

— Берти, это невозможно!

— Сделать это он, конечно, не может. Но мысли такие у него бродят. Его поддерживает Бисмарк. У Вильгельма по молодости могут быть безрассудные идеи, но Бисмарк — закаленный боец. Мы должны признать это. Вильгельм в каждом разговоре старался взять верх надо мной. Он называл меня «дядя» с таким видом, словно я — старая развалина, а он на пороге жизни.

— Я вижу, нам следует быть осторожными с нашим маленьким Вильгельмом.

— Да, уж придется. Он попросил у меня шотландскую юбку со всеми аксессуарами. Она должна была быть королевских цветов, для маскарада. Я отправил ему такой костюм и потом видел его фотографию в нем с надписью: «Я дожидаюсь своего часа». Эта фотография разошлась по всей Германии.