Книга Инквизитор. И аз воздам - Надежда Попова

– Ты действительно так думаешь или это просто самоутешение? – вкрадчиво осведомился Ульмер. – Просто потому что ты осознаешь: все не так очевидно и ты в этом погряз по уши – тот самый простой смертный, ставший игрушкой высших сил, которые бросают тебя на произвол твоей собственной судьбы, когда им становится скучно с тобою, или помогают, когда им что-то нужно. Ты боишься поверить в это; ведь допустить такую мысль значило бы признать, что все твои потуги ничего не стоят и в любой момент все твои планы, решения, выводы могут пойти прахом… А это забавно, – хмыкнул он, вдруг улыбнувшись своим мыслям. – Забавно будет, если окажется, что Каспар не ошибся в своих выкладках и ваше с ним противостояние – впрямь нечто судьбоносное. И если это так и там, наверху, такие силы на твоей стороне и сознательно ведут тебя к победе… Вот это будет впрямь отличный сюрприз нашему любителю древности. Я, пожалуй, и впредь не стану запираться и вообще сделаю все для того, чтобы дожить до дня собственной казни в здравии и своем уме: узнать, чем в таком случае закончится ваша встреча, – о, это стоит того, чтобы пожертвовать ради этого многим. Жаль, я не смогу увидеть выражения его лица, когда и до него это дойдет… И жаль, что уже не смогу повлиять на игру, подкинув пару ходов одному из вас. Хм, даже и не знаю, на чью сторону я бы встал, – оба варианта по-своему соблазнительны.

– Этот твой Мельхиор не говорил тебе, что игры с потусторонним плохо кончаются? – не сдержался Ван Ален, однако Курт не стал пытаться пресечь его вмешательство. – Сам этого не понимаешь? Ты же лезешь своими кривыми ручонками в ткань мироздания, меняешь порядок вещей, играешь с тем, с чем человеку играть не позволено. Ты сам это делаешь – умножаешь хаос в мире, сам провоцируешь невероятные события! Ты же выкручиваешь руки реальности и при этом удивляешься тому, что она сопротивляется и реагирует на это?

– «Ткань мироздания», – повторил Ульмер нараспев. – «Порядок вещей»… Какие, однако, заковыристые речи из уст бродячего охотника. Общение с инквизиторами дурно на тебя влияет… А если мне все равно, а? Если мне интересно увидеть, до каких пределов это можно творить, сколько это ваше мироздание, ваш хваленый порядок сможет это выдерживать? А если я состязаюсь с ним, борюсь с ним, если это моя ставка – «кто кого»: я одолею его и подчиню или оно меня стряхнет, как муху?

– Да ты больной, – покривился охотник, и Ульмер снисходительно поправил:

– Я игрок, Ван Ален. А что за игра без высокой ставки? Вот твой приятель это знает и понимает меня, он многие годы так живет. Верно ведь, Гессе? Потому и удалось меня переиграть на время. К слову, не сказать, что я потрясен, но удивлен точно. Жаль, что ты на мои вопросы отвечать не станешь и не расскажешь, как тебе это удалось, и я так и буду мучиться любопытством… Или расскажешь? Давай, Гессе, все любят хвастаться, а ты – так и побольше некоторых. Как тебе удалось избежать судьбы? Как ухитрился идти с нею рядом и не пересечься? Ведь это уже не вмешательство свыше, это ты, ты сам, я это видел… Как?

– Хальс, – снова ни слова не сказав в ответ, поторопил Курт. – Что удалось выяснить ему? Почему его ты устранил именно тогда, именно в тот день?

Улыбка Ульмера растаяла, сменившись гримасой неприязни.

– Гайер, – коротко и недовольно пояснил бывший сослуживец. – Кристиан шел говорить с Гайером. Неприлично догадливый сукин сын. Прежде это возмещалось благой привычкой держать язык за зубами, но в последнее время у него нервы, что ли, стали сдавать, уж не знаю… Впрочем, у многих заговорщиков и вообще носителей какой-либо тайны со временем появляется склонность к обсуждению всяческих потаенных движений души. Это, помнится, ты же сам рассказывал нам на своей лекции… Что? – с усмешкой уточнил Ульмер. – Не помнишь меня? Разумеется, как тут запомнить. Ты, думается, ни на одно лицо и внимания-то не обратил, а они тебе внимали, как пророку… Я сидел в третьем ряду. Лекция была интересной, мне понравилась. Взял тогда на заметку много полезного.

– Что выяснил Хальс? О чем проболтался Гайер?

– О происходящем в городе, полагаю. А Кристиан сопоставил одно с другим.

– Учение о трех эпохах, – произнес Курт медленно, следя за лицом арестованного. – Вот что «сопоставил» Хальс.

– Я смотрю – тебе и рассказывать-то ничего не нужно, – одобрительно кивнул Ульмер и приятельски подмигнул: – Отличная ересь, правда? Удобная. Прячется на виду, как лист в лесу. С ходу не распознать, даже если ее адепт в твоем присутствии прочтет длиннейшую проповедь, основанную на ее постулатах, даже если целый город будет подвержен ей… И судя по этому взгляду, Великого Молота Ведьм, наконец-то, осенило, кто является ее проводником и хранителем в Бамберге.

– Епископ…

– Не расстраивайся, – сочувственно кивнул Ульмер. – Кристиан соображал дольше, причем, кажется, всего происходящего до конца так и не понял. Даже пытался явиться к нему со своими выкладками, дабы тот предотвратил распространение нехороших идей среди своих духовных чад. Не знаю уж, какими словами Его Преосвященство отвадил нашего ревностного собрата, но Кристиан остался в убеждении, что с епископом городу не повезло и придется решать проблему самому.

– Как тебе удалось совратить фон Киппенбергера к ереси? Или это опять «совпадение» и «так сложилось», что ты наткнулся на него именно в том городе, в который тебя перевели?

– Не поверишь, – широко улыбнулся Ульмер и, всмотревшись в его лицо, нарочито нахмурился: – Хм, и вправду не веришь… А напрасно. Впрочем, отчасти ты прав – не такое уж это и совпадение.

– Я слушаю, – поторопил Курт. – Как?

– Если читать начальственную переписку, можно узнать много интересного, – сообщил бывший сослуживец доверительно. – Это, кажется, единственное нарушение служебных предписаний, которого до сих пор не было в твоем арсенале, да? Крайне рекомендую. Из нее можно узнать, например, что один из епископов был замечен в склонности к ереси и даже имел в прошлом определенные проблемы по этой причине. Проблемы, правда, были решены быстро и спокойно, покаяние свершилось… Но бывших еретиков не бывает, кому как не тебе это знать.

– И ты так вот просто явился к нему и сказал «а не вернуться ли тебе к ереси, приятель»?

– Можно и так сказать, – согласился Ульмер серьезно. – Я подсунул ему экземпляр Иоахима Флорского. Разумеется, святой отец не смог удержаться от того, чтобы освежить в памяти милые сердцу строки… Того, что было меж этих строк, он не заметил, но зато оно заметило его. Теперь он – врата и ключ ереси… Вижу, всем здесь не терпится узнать, как было дело, хотя никто, кроме тебя, похоже, не понимает, о чем вообще идет речь. Разве что твой приятель охотник о чем-то догадывается.

– Говори.

– Да ведь ты, думаю, уже понял, – снисходительно усмехнулся Ульмер и пояснил с преувеличенной торжественностью, будто зачитывая фрагмент из какого-то эпоса: – Святой отец читал знакомые строки, видел знакомые слова и открывал им свое сердце, принимал их в свою душу. Он слышал, как эти слова отзываются в нем, звучат в нем, ему казалось, что сам Флорский говорит их ему… да что там, сами Ангелы, сам Бог! Он слышал шепот, ангельский шепот на языке, не известном человеку, и с каждым днем неведомый язык становился все понятней, шепот звучал все громче и ближе, и вот уже он начал повторять эти слова – сперва неосознанно, а после и своевольно, осмысленно. Хочешь услышать, что он говорил?..