Книга Врата трех миров - Ян Ирвин

Лиан тщательно осмотрел цепь. Внутри был выгравирован знак «шу» — метка Шутдара, цепочка выглядела очень изношенной. Лиана охватил трепет: подумать только, ведь он держит в руках вещь, ставшую частью легенды четыре тысячи лет тому назад. А на застежке неверной рукой было выведено «ФИАХРА» — имя девушки-калеки, с загадочной смерти которой для Лиана, впрочем как и для Сантенара, все началось. Несомненно, надпись доказывала, что этот подарок она получила от Шутдара.

— Карана! — закричал Лиан. — Посмотри, что принес Шанд!

Прибежала Карана.

— О Шанд, спасибо! — закричала она. Карана поднесла серебряную цепочку к щеке. Потом огляделась по сторонам.

— Где он?

— Он не остался.

— Почему же? Почему он ушел? Так поздно ночью? — Карана выбежала за дверь.

— Наверно, не хотел, чтобы ему задавали вопросы, — предположил Лиан.

Вскоре Карана вернулась, ведя под руку исключительно неразговорчивого Шанда. Карана буквально летала на крыльях. Однако Шанд даже не захотел рассказать, как вернул цепочку. За обедом он был молчалив и рано удалился спать.

Карана приняла ванну и взбежала по лестнице, завернувшись в старенькое полотенце. Лиан уже лежал в постели и, по-видимому, спал. Она расчесала волосы, повесила полотенце на стул и надела на шею цепочку Фиахры. Потом нырнула в постель и улеглась под бочок к Лиану. Пробудившись, он ее обнял. Вскоре оба уже спали.

Каране снились Предания. Ей снилось «Сказание о Непреодолимой Преграде» Лиана — так, как он рассказывал его в самом начале. Она видела его на сцене в тот вечер церемонии присуждения степени, два года назад. Себя Карана видела тоже — она переживала события, о которых говорилось в Великом Сказании, и всей душой тянулась к сказителю.

Но, как это бывает только в снах, Карана вдруг осознала, что находится в Башне Хьюлинга на Долгом Озере. Она видела себя там — призрачную тень на верхней площадке лестницы, глядящую на воду с одной стороны башни и на полукруг горящего леса — со всех других сторон. Враги Шутдара приближались, и никому не разрешено было стоять у них на пути.

Карана обернулась — медленно, как это бывает во сне. Шутдар, отвратительная развалина, смотрел прямо сквозь нее. Он был отравлен металлами, с которыми работал так долго, что даже кости у него деформировались. Кожа была изъедена, а пальцы, пораженные артритом, походили на когти.

Но наиболее ужасным было лицо. Губы приоткрылись, демонстрируя самую кошмарную пародию на его ремесло. Искусственные зубы были отлиты из железа и не подходили для его рта. Эти ржавые зубы врезались в десны, из которых сочилась кровь, пачкая губы, бороду и рубаху.

Карана закричала во сне. Или это кричал дух Караны? Взгляд Шутдара словно был прикован к ней, а потом он перевел его на что-то, и выражение лица мастера смягчилось, а ужасный рот искривился в улыбке. Карана тоже повернулась и увидела девушку-калеку, сидящую тут же на плоской крыше. Ее увечные ноги скрывала длинная юбка. Фиахра была красивой, личико в форме сердечка обрамляли густые черные волосы. На челе виднелись жемчужинки пота, выступившего от волшебного танца, дарованного ей Шутдаром.

Девушка взглянула на чудовище с таким обожанием, что у Караны перехватило дыхание. Шутдар заговорил, и лицо Фиахры озарилось, хотя его слова трудно было разобрать. Он указывал на горящий лес. Она покачала головой, и от взглядов, которыми они обменялись, у Караны все запело внутри. Шутдар снял с шеи цепочку — ту самую, что навеяла Каране этот сон, — и нацарапал на ней имя Фиахры. Это была защита от того, что надвигалось. Он надел цепочку девушке на шею, дотронулся до щеки рукой, а потом забрался на стену с флейтой в руке.

Его силуэт вырисовывался на фоне зловещей луны, темная сторона которой была полной и отражалась в озере; он взмахнул в воздухе флейтой, грозя своим врагам, и взял одну-единственную ноту.

Все исчезло. В стене башни появилась трещина. Волны цвета радуги ринулись в разные стороны, раздался грохот. Время сместилось. Шутдар исчез, верхний край башни осыпался, и кругом валялись каменные обломки. Мерцающий цилиндр защищал спящую девушку от внешних потрясений.

Когда дух Караны протянул к девушке-калеке руки, цилиндр лопнул, и Фиахра пробудилась. Она царапала стену, зовя Шутдара, но он был мертв. Все, что осталось от флейты, — это медленно застывавшая золотая лужа. Рыдая девушка опустилась на пол, на груду обломков.

Время снова сместилось. На стене появился новый призрак. С ликующим возгласом он бросился к золоту, используя могущественные чары, чтобы превратить его в три драгоценные вещи. Карана увидела, что руки призрака при работе с золотом покрылись волдырями от сильнейшего ожога, — это доказывало, что призрак был из плоти и крови. Закончив свое дело, призрак внезапно поднял глаза и увидел, что за ним наблюдают. Он вскочил на стену. Девушка-калека предприняла бесплодную попытку убежать, но призрак воткнул ей в спину длинную булавку. Фиахра вскрикнула, затихла и больше не шевелилась.

Карана громко застонала. Хотя она знала, что это сон и что убийство было совершено более трех тысяч лет тому назад, она была так потрясена, словно все это только что произошло в ее собственной спальне.

Призрак резко обернулся, и Карана наконец увидела его лицо. Это была женщина, высокая и широкоплечая, с черными волосами, несколько вытянутым лицом и пронзительными темно-красными глазами. Ялкара! Все стало на место!

Призрак двинулся к Каране, протягивая к ней окровавленные, обожженные руки. Карана снова вскрикнула и проснулась в объятиях Лиана.

— Значит, ее убила Ялкара, — сказал Лиан утром, когда они с Караной завтракали вместе с Шандом. Карана только что закончила свой рассказ о сне, навеянном цепочкой.

— Я так и подумал, как только увидел рисунки, украденные Феламорой из библиотеки, — печально произнес Шанд. — А цепочка это подтвердила. Когда она снова оказалась у меня в руках, я понял, что случилось. Металл запечатлел то, что произошло тогда в башне: уничтожение флейты, защиту, убийство, возникновение Непреодолимой Преграды! О, Ялкара! Какое гнусное преступление — убить беспомощную девушку!

— Наверно, она чувствовала, что у нее нет выбора, — предположил Лиан. — Золото было таким оскверненным и опасным, что его нельзя было снова использовать. Его нельзя было никому доверить, так что никто не должен был знать, что оно у нее. Девушка-калека должна была умереть.

— Так это Ялкара убила Кандора, когда он по прошествии многих лет узнал о случившемся в башне? — спросила Карана.

— Убить кого-то из своих, из Сотни, — это было бы совсем другое дело, — ответил Шанд.

— Я не понимаю, почему Ялкара не избавилась от золота, — сказала Карана. — Почему она не смолола его в порошок и не развеяла над водой, чтобы его нельзя было вновь использовать? Зачем было оставлять его, если оно представляло такую опасность?

— Я полагаю, она хранила его на случай крайней необходимости, — ответил Шанд. — Вспомни, что Хависсард был самым безопасным местом на Сантенаре — он был неприступен. Вспомни также, что золото Аркана невероятно ценное. А потом, когда ей пришлось неожиданно бежать, она была слишком изранена, чтобы что-то сделать с этим золотом. А взять его с собой Ялкара не могла. — Он вздохнул. — Ах, Ялкара, даже зная о твоем преступлении, даже спустя столько времени — я все еще тоскую по тебе.