Книга Зверь из бездны: Второй раунд - Алексей Корепанов

Потом я узнал и о других воззрениях на Вселенную — от утверждений о ее принципиальной непостижимости для разума до представления о том, что вся Вселенная находится только во мне, Леонардо Греге, — но теория о Пустоте как основе мироздания не забылась, хотя позже я стал гораздо реже размышлять на подобные темы: хватало других, менее глобальных, но гораздо более многочисленных вопросов.

Эта теория о Пустоте вспомнилась мне сейчас, когда сам я стал пустотой, проникнув под тонкую пленку как бытия, так и инобытия. Я превратился в пустоту, утратив собственное тело, но не потеряв способности размышлять. И я подумал, что мой разум, как и разум всех других людей, относится к совсем другой Вселенной, Вселенной Духа, которой не страшна никакая пустота…

Возможно, там, над пленкой, Стан продолжал держать меня за руку, но здесь я, конечно, ничего не чувствовал, потому что здесь не было моего тела — здесь находилось только мое «я», нематериальная личность Леонардо Грега.

«Надо только ясно представить себе то место, куда хочешь попасть», — вот что, несомненно, хотел сказать Вергилий, не успев произнести последнее слово «попасть». Такое было совершенно невозможно в нашем обычном мире, но вполне могло оказаться осуществимым в инореальности Преддверия. Впрочем, и в обычном мире такое случалось во сне; а много ли мы знаем о том, что такое наши сны? Возможно, еще одна инореальность, не менее важная, чем «обычное» наше бытие…

Стараясь не думать о словах Вергилия насчет «непредсказуемых последствий», мое «я» начало в деталях припоминать ту явившуюся в видении местность с замершим морем и приклеенным к светлому небу солнечным диском. Мое «я» представило, как Лео Грег идет сначала по песку, а потом по траве, и как надвигаются от горизонта три черные колонны. Мое «я» тщательно изучало постамент и гладкие бока колонн, мое «я» витало над девушкой в темной одежде, стоящей на постаменте.

«Ну же, воплощайся!» — потребовало мое «я».

И пустота отторгла меня. Я оказался в собственном теле. Я дышал. У меня билось сердце. Как все-таки приятно иметь собственное тело…

Вокруг расстилалась зеленая равнина. В светлом небе сиял небольшой, но яркий солнечный диск. Черный постамент под ногами был твердым. Бок колонны, в который упиралась моя рука, был гладким и прохладным. В трех шагах от меня стоял некто в темной одежде.

Мы стояли лицом к лицу и молчали. Человек вроде бы смотрел мне в глаза, но было непонятно, видит ли он меня: его взгляд был отсутствующим. Я узнал его не сразу, но все-таки узнал — именно из-за этого взгляда. Крючковатый нос, впалые щеки, серые глаза и длинная неряшливая пегая борода… Да, это был он, тот Отшельник, которого я встретил на лесной поляне, когда впервые попал в Преддверие из пещеры на острове Ковача. Тот самый Отшельник, который на моих глазах превратился сначала в статую, а потом в холмик, поросший серым мхом. Тот самый Отшельник, который безжизненным голосом бормотал какие-то рифмованные фразы. Только сейчас вместо изодранных куртки и штанов на нем был длинный темный плащ с широкими рукавами. Своей неподвижностью он очень походил на статую, но я чувствовал, что передо мной все-таки не статуя.

И не было рядом Стана. И не было Славии…

— Здесь, кроме нас, больше никого нет? — прервал я наконец затянувшееся молчание.

Я вовсе не рассчитывал на ответ, помня ту неудачную попытку общения с Отшельником — но ведь надо же было хоть что-то сказать…

К моему удивлению, лицо Отшельника словно оттаяло и ожило, смягчились окаменевшие черты, и серые выцветшие глаза теперь печально смотрели именно на меня, а не сквозь меня.

— Никого, — с тяжелым вздохом подтвердил Отшельник.

— Я ищу девушку по имени Славия, — сказал я на всякий случай. — Возможно, теперь ее зовут как-то иначе. Я видел ее здесь, на этом самом месте. Вот тут, у колонны, где вы стоите. Вы не застали ее здесь?

— Нет, к сожалению, не застал. — Последовал еще один тяжелый вздох. — Разве кого-нибудь можно где-то застать?

В общем-то, следовало считать, что разговор состоялся: я получил ответ на свой вопрос и мог незамедлительно пускаться в дальнейшие поиски, потому что вступать в длительную беседу с Отшельником было, по-моему, занятием бесперспективным. И все-таки я подал реплику, просто в силу своей привычки добиваться точности от собеседников (а собеседниками моими зачастую бывали граждане, подозреваемые в нарушении закона):

— Но я-то вас здесь застал, не так ли?

Отшельник растянул бледные губы в слабом подобии грустной улыбки и кивнул.

— Да, вы застали меня здесь. Но не я вас застал, а вы меня. Я никого и нигде не могу застать. Пытаюсь — и не могу. Я брожу, я скитаюсь… Где я только не бываю… И никогда и нигде никого нет. Никого…

Он все-таки изменился, он был не таким, как при нашей первой встрече. И дело было не в одежде и не во внешности, хотя и в этом тоже. Теперь он вполне вразумительно беседовал со мной… только, к сожалению, мне этот разговор ничем не мог помочь.

— Вы застали меня здесь, — продолжал Отшельник после очередного тяжелого вздоха, — потому что похожи на меня… Подобны мне… Вы не из этого мира, я чувствую. Вы ищете девушку, ради нее вы пришли сюда… переступили порог… Я тоже когда-то пришел сюда… Пришел сам, чтобы найти здесь кого-то… уже не помню, кого… Найти и увести отсюда… Или мне это только кажется?.. Не знаю…

Я смотрел на Отшельника во все глаза, я не верил собственным ушам. Он живым попал в Преддверие? Он тоже живым попал в Преддверие?.. Уже не помнит, когда, уже не помнит, кого собирался вызволить отсюда… У меня мурашки побежали по спине при мысли о том, что, возможно, передо мной стоит тот самый мифический Орфей, некогда пришедший сюда за несчастной Эвридикой. В том древнем мифе Орфей вернулся в свой мир, в наш мир… а вдруг на самом деле не вернулся, навсегда оставшись в Преддверии? И что если и мне предстоит, подобно Отшельнику-Орфею, тоже остаться здесь навсегда и забыть о том, кто я и зачем когда-то шагнул с обрыва на Альбатросе? И я, и Стан будем вечно скитаться по пространствам Преддверия, постепенно забывая обо всем… Навсегда забывая обо всем…

— Вы ничего не помните? — потрясенно спросил я. — Не помните, зачем пришли сюда? Не помните, как вас зовут?

— Нет, не помню, — тихо ответил Отшельник. — Я ничего не помню. Я брожу, я скитаюсь, меня постоянно тянет в путь… Но я нигде никого не встречаю… Ничего не помню… Только иногда мне кажется… я вижу чье-то лицо… Тот человек… я что-то сделал ему, что-то недоброе… Я вижу его глаза… Он что-то сказал мне… И вот я иду… я иду по бесконечным дорогам… я постоянно в пути… Иногда словно чей-то голос шепчет вот здесь, — Отшельник медленно поднял руку и коснулся длинных седых спутанных волос, свисающих на плечи, — вот здесь, в голове… «Агасфер, — шепчет мне голос. — Агасфер…» Может быть, это и есть мое имя? Но мне ничего не говорит это имя — я не помню, кем был… А вы еще помните свое имя?

— Да, — сказал я. Имя Агасфер было мне совершенно незнакомо. — Меня зовут Леонардо. Леонардо-Валентин Грег.