Книга Сокровища Кенигсберга - Александр Косарев

Идея Элизы была весьма проста и в то же время, на первый взгляд, вполне осуществима. Она предложила только еще немного притопить веретенообразный бак и прикрутить его тросами и веревками к широкому килю яхты. Однако на практике это оказалось весьма и весьма непросто. Хорошо, что на борту яхты было два комплекта ныряльщика и специально изолированная от воды мощная лампа, первоначально предназначенная для ночного лова рыбы. Еще не оправившемуся от полученных травм Юрию пришлось, выполняя эту задачу, раз пятнадцать нырять в холодные воды Калининградского залива. Наконец удостоверившись в том, что его драгоценный бак надежно прикреплен к килю, он попробовал вскарабкаться обратно по штормтрапу, но, если бы не помощь Элизы, которая буквально за шиворот втащила совершенно обессилевшего Юрия на борт яхты, он бы, наверное, так и не смог этого сделать. Передохнув и переодевшись в сухое матросское белье после чересчур затяжного купания, Юрий для поднятия тонуса сглотнул сразу две таблетки кофеина, найденного им в корабельной аптечке, и они наконец отчалили. На корабельных часах было половина четвертого ночи.

22 ИЮЛЯ 1992 г.

Заспанный и отчаянно зевающий пограничник на пропускном пункте Балтийска, торопливо пошарив фонарем по немногочисленным внутренним помещениям Элизиной «Солейны», забрал поданные ему документы и, грохоча сапогами, исчез в небольшом домике за высоким сетчатым забором. Потянулись тягучие минуты ожидания. Юрий нервно ощупывал рукоятку пистолета, чтобы моментально воспользоваться им, дабы имитировать захват яхты, если бы их план сорвался. Нервно покусывающая губы хозяйка «Солейны» стояла рядом с ним, не сводя взгляда с двери, за которой скрылся пограничник. Наконец дверь распахнулась, но вместо одного из домика заставы вышли уже двое офицеров.

– Что-то не так, Юри! – возбужденно прошептала Элиза, непроизвольно хватая Юрия за руку.

– Спокойно, Лизочка, спокойно, – также шепотом ответил он ей, – все будет так, как договорились. И главное, чуть что, кричи погромче. Моли о пощаде во весь голос.

Пограничники быстро приближались к причалу. Юрий сместился за спину Элизы и, расстегнув куртку, положил ладонь на рукоятку «парабеллума». Но неожиданно, не дойдя до трапа яхты всего нескольких метров, офицеры остановились и, пожав друг другу руки, двинулись в прямо противоположных направлениях.

– Привет Настюхе передай, – крикнул тот, что брал у наших беглецов документы.

– Обязательно передам, – отвечал другой, исчезая в наплывающем с суши тумане.

Юрий и Элиза облегченно вздохнули только тогда, когда старший лейтенант вернул им бумаги и, козырнув, двинулся в направлении своего теплого поста, недовольно бурча что-то вроде того:

– Мол, таскаются тут разные по ночам, людям спать мешают.

Выполняя указание Элизы, Юрий с помощью лебедки поднял основной парус, и «Солейна» как бы нехотя начала удаляться от берега. Решив, что оружие ему уже больше не понадобится, Юрий вынул пистолет и, как бы прощаясь, взвесил его на ладони. После чего ухватил его за ствол и с силой метнул в сторону медленно удаляющихся береговых огней.

«Пусть теперь кому-нибудь другому послужит, – подумал он, – а за границей он мне, пожалуй, будет только обузой».

Через пару часов по правому борту мелькнули в предрассветной мгле размытые туманом огни поселка Янтарного, и они, постоянно лавируя, стали готовиться к повороту на север, чтобы далее идти к Паланге под прикрытием Куршской косы.

Глава пятнадцатаяПоследнее прости

– Вот, собственно, и конец моей совершенно безумной эпопеи, – проговорил Юрий, неуверенно проводя рукой над стоящими на нашем столе бутылками, видимо в поисках еще не совсем опустошенной. Не найдя ничего достойного внимания, он огорченно крякнул и продолжил:

– Поскольку в Клайпеду мы, ясное дело, сунуться не могли, то пришлось нам с Лизой тянуть до небольшого городка на границе Латвии с Литвой. Швентойск он, кажется, называется. Там мы отсыпались после фактически двух бессонных ночей в какой-то деревенской избе чуть ли не трое суток, зализывая заодно и свои раны, а потом вновь подняли паруса и, используя редкий для тех мест южный попутный ветер, дошли до поселка Колка, что километрах в ста к западу от Юрмалы. Потом, к концу недели, мы добрались и до острова Хиума, а это уже была Эстония. Оказавшись после целого вороха мытарств в административном центре, кстати, выговорить его название я до сих пор так и не могу, мы первым делом бросились на почту. Я позвонил в Москву, не домой конечно, а приятелю, чтобы тот проведал мою маму и подкинул бы ей деньжонок, если она в них нуждается. Элиза же, в свою очередь, тоже просадила долларов сто, а то и сто пятьдесят на международном телефоне, дозваниваясь до своих родных, поскольку те, оказывается, не получали от нее известий почти месяц. Заодно она связалась и с представительством своей фирмы, уведомив их о том, что она возвращается и просит содействия с их стороны для того, чтобы те ходатайствовали перед руководством Таллиннского порта о том, чтобы нам не чинили особых препятствий и помогли со швартовкой. Когда же руководство фирмы вполне резонно поинтересовалось, как же это Элиза одна справляется с управлением яхтой, та, нимало не смущаясь, наплела им про то, что супруг ее, оказывается, не погиб, как все ошибочно предполагали, а счастливо спасся. И само собой, после того как выздоровел от последствий длительного пребывания в холодной воде, он разыскал ее в Калининграде. Они решили не продолжать свой круиз, а вернуться поскорее в Турку для отдыха и полного восстановления здоровья ее мужа. Те поохали, поахали на такое неожиданное известие, но в содействии обещали помочь. Мы же, не желая больше рисковать, ибо погода портилась с каждым днем, наняли просто задешево небольшой буксирчик, который в тот же день и отволок нас на Таллиннский рейд.

Когда мы наконец-то причалили на задворках какого-то яхт-клуба в окрестностях эстонской столицы и моя совершенно неутомимая мореплавательница умчалась к портовым властям оформлять отход яхты в Хельсинки, я остался на ней один и впервые за последнюю неделю получил возможность поразмыслить над своим безрадостным положением. И чем дальше я над ним размышлял, тем более скверно себя чувствовал. Во-первых, я крайне волновался за мамино самочувствие, не зная, как здоровье, и хватает ли у нее средств на пропитание. Во-вторых, как ты сам прекрасно понимаешь, я страшно переживал за Наташку и Олега Семеновича. Ведь их я фактически сдал бандитам Селицкого, которые, как я опасался, вполне могли отыграться на них в отместку за то, что упустили меня, и которые, своими же руками засыпав единственный вход в подземелье, лишили себя последней возможности добраться до спрятанных сокровищ самостоятельно. Кроме того, я трезво понимал, что ребята из спецслужбы, потеряв массу своих людей в результате ночного боя в порту и оставшись фактически с носом, тоже будут теперь рыть землю, чтобы меня непременно отловить и любым путем вытряхнуть из меня мою тайну.

Короче говоря, я ощущал себя обложенным со всех сторон и загнанным охотниками, зверем, да еще и прижатым, в довершение всех бед, спиной к Балтийскому морю. Обуреваемый навалившимися на меня страхами и заботами, я каждые пятнадцать минут срывался с места и принимался лихорадочно собирать вещи, готовясь бежать поскорее куда глаза глядят, чтобы заодно и Лизоньку не подставлять еще раз под удар своим присутствием на ее яхте. Однако, едва начав собираться, я тут же прекращал это занятие, поскольку довольно быстро осознавал, что бежать-то мне, собственно, некуда, а поскольку у меня к тому же нет ни денег, ни документов, то мой «забег» явно был обречен с самого начала.