Книга Утраченные иллюзии - Оноре де Бальзак

— Неужто я тут не хозяин? — сказал сконфуженный старик.

— Еще чего! Уж не воровать ли собираетесь на старости-то лет... А как будто вы и трезвы еще... Пойду сейчас же все расскажу хозяйке.

— Цыц, Марион! — сказал старик, вынимая из кармана два экю по шести франков. — На... держи...

— Так и быть, помолчу, только не вздумайте в другой раз! — сказала Марион, грозя ему пальцем. — А не то трезвон задам на весь Ангулем!

Как только старик ушел, Марион поднялась к хозяйке.

— Получайте, сударыня! Я выманила у вашего свекра двенадцать франков, вот, пожалуйте...

— Как тебе удалось?

— Да вот сунулся было он осматривать котлы и припасы хозяина, ну, сами знаете, вся эта канитель с открытием! Мне-то хорошо известно, что дичинкой в этой кухоньке не полакомишься... но я на него такого страху нагнала, будто и впрямь изловила на краже у собственного сына! Ну, он и отвалил мне два экю, чтоб я молчала...

В это время пришла Базина и украдкой радостно вручила подруге письмо Давида, написанное на великолепной бумаге.

«Ева моя обожаемая, тебе первой пишу я на первом листе бумаги, изготовленной по моему способу. Я справился с задачей проклейки бумаги в чане! Фунт бумажной массы обойдется в пять су, даже учитывая обработку почвы для полезных мне культур. Так, стопа бумаги весом в двенадцать фунтов потребует всего на три франка проклеенной массы. Я уверен, что наполовину уменьшу вес книг. Конверты, почтовая бумага, образцы — все это изготовлено различным способом. Обнимаю тебя. Судьба сулит нам полное счастье, ибо единственное, чего нам недоставало, — богатства!»

— Ну вот, видите! — сказала Ева свекру, подавая ему образцы. — Отдайте сыну выручку с урожая, помогите ему составить состояние, и он возвратит вам долг в десятикратном размере, ведь он добился успеха!..

Папаша Сешар тотчас побежал к Куэнте. Там каждый образец был испробован, тщательно изучен: одни были проклеены, другие без клея; на каждом была обозначена цена — от трех до десяти франков за стопу; одни отличались металлическим блеском, другие мягкостью китайской бумаги, тут были всевозможные оттенки белизны. У ростовщиков, когда они оценивают алмазы, не разгораются так глаза, как разгорелись они у Куэнте и старика Сешара.

— Ваш сын на верном пути, — сказал Куэнте-толстый.

— А раз так, заплатите за него долги, — сказал старый печатник.

— С охотою, ежели он примет нас в товарищество, — отвечал Куэнте-большой.

— Вы жмоты! — вскричал отставной Медведь. — Вы судитесь с моим сыном под вывеской Метивье, вы хотите заставить меня заплатить вам долги Давида, вот в чем фокус! Как бы не так! Нашли дурака!..

Братья переглянулись, но не выдали удивления, которое вызвала у них проницательность скряги.

— Мы еще не такие миллионеры, чтобы забавляться учетом векселей, — возразил Куэнте-толстый. — Мы сочли бы себя счастливцами, ежели бы нам было под силу хотя бы за тряпье платить наличными, а мы еще вынуждены выдавать векселя нашему поставщику.

— Надо на широкую ногу поставить опыты, — холодно заметил Куэнте-большой. — То, что удается в печном горшке, терпит неудачу в фабричном производстве. Выручайте-ка сына.

— Так-то оно так! Только примет ли меня сын в компанию, ежели получит свободу? — спросил старый Сешар.

— Нас это не касается, — сказал Куэнте-толстый. — Неужто вы полагаете, почтенный, что вот, мол, отвалю сыну десяток тысяч франков и этим все сказано? Патент на изобретение стоит две тысячи франков, придется не раз съездить в Париж; притом, прежде чем вкладывать деньги в предприятие, благоразумнее было бы, как говорит брат, приготовить пробную тысячу стоп, рискнуть целыми чанами бумажной массы, составить себе точное представление о ценности изобретения. Видите ли, меньше всего приходится доверять изобретателям.

— Что до меня, — сказал Куэнте-большой, — я предпочитаю вполне выпеченное тесто.

Всю ночь напролет старик обдумывал, как ему поступить: «Заплачу я долги Давида, он получит свободу, а какая ему будет тогда нужда делить со мной барыши? Он хорошо понимает, что я надул его, втянув тогда в компанию со мною; обжегся один раз, вторично остережется. Мне выгоднее держать его в тюрьме... в нужде...»

Куэнте достаточно хорошо знали папашу Сешара и понимали, что ему с ними не по пути. Итак, все трое рассуждали: «Чтобы образовать товарищество, основанное на таинственном изобретении, надо произвести ряд опытов, но, чтобы произвести опыты, надо освободить Давида Сешара. А Давид, получив свободу, от нас ускользнет». Сверх того, у каждого была какая-нибудь задняя мысль. Пти-Кло говорил себе: «Женюсь, буду ходить козырем, а покуда надо кланяться Куэнте». Куэнте-большой говорил себе: «Предпочитаю держать Давида под замком и быть хозяином положения». Старик Сешар говорил себе: «Заплачу сыновьи долги, а он и скажет: мое вам почтение!» Ева, несмотря на воркотню старого винокура и угрозы выгнать ее из дому, не соглашалась ни открыть убежища мужа, ни даже предложить мужу где-нибудь встретиться со стариком. Она не была уверена, что во второй раз удастся спрятать Давида так же хорошо, как в первый, и упорно отвечала: «Выручите сына — и все узнаете». Никто из четырех заинтересованных лиц, собравшихся тут, точно пирующие за столом, не осмеливался прикоснуться к яствам из боязни, что его опередят, и все следили друг за другом, опасаясь один другого.

Через несколько дней после исчезновения Давида стряпчий Пти-Кло навестил Куэнте-большого на его фабрике.

— Я сделал все, что мог, — сказал он. — Давид добровольно заточил себя в какой-то неизвестной нам тюрьме и там преспокойно совершенствует свое изобретение. Ежели вы не достигли цели, я в том не повинен: угодно ли вам исполнить ваше обещание?

— С охотою, в случае успеха — сказал Куэнте-большой. — Сешар-отец вот уже несколько дней как околачивается тут; заходил к нам, расспрашивал насчет производства бумаги; старый скряга пронюхал об изобретении сына и хочет извлечь из него барыш. Стало быть, есть некоторая надежда основать товарищество. Вы поверенный отца и сына...

— И святого духа, который и предаст их в наши руки, — докончил Пти-Кло, усмехнувшись.

— Да будет так! — отвечал Куэнте. — Посадите Давида в тюрьму или передайте его в наши руки, и тогда вы женитесь на мадемуазель де Ляэ.

— Это ваш ультиматум? — спросил Пти-Кло.

— Yes[215], — сказал Куэнте, — раз уж мы говорим с вами на иностранных языках.

— Так послушайте, что я вам отвечу на чистейшем французском языке, — продолжал Пти-Кло сухим тоном.

— Гм!.. Послушаем, — сказал в ответ Куэнте с серьезной миной.

— Представьте меня завтра же мадемуазель де Ляэ, добейтесь для меня чего-нибудь положительного, короче, исполните ваше обещание или я сам заплачу долги Давида и, продав контору, вступлю с ним в товарищество. Я не желаю остаться на бобах. Вы изъяснялись со мною без обиняков, не премину воспользоваться вашей манерой разговора. Я выполнил свои обязательства, выполните и вы. У вас есть все, у меня ничего. Ежели вы не докажете искренности ваших обещаний, я знаю, как отшутить вам вашу шутку.