Книга Трагедия сорок первого. Документы и размышления - Владимир Шерстнев

Это был горький день: от разрыва вражеской мины погиб Панфилов. Смерть генерала видел Лавриненко, которому было поручено прикрывать командный пункт. Он был потрясен и разгневан. И когда послышался рев моторов фашистских танков, Лавриненко без колебаний решил принять бой — один против восьми!

«Заводи мотор!» — крикнул он своему механику Бедному, и танк помчался навстречу гитлеровцам. Лавриненко сам сел за пушку и семью снарядами зажег семь немецких танков…»

А вот как характеризует эти бои штаб группы Гёпнера:

«За каждым водным рубежом притаился противник в своих глубоких, сильно разветвленных окопах и ждет наступающих. Везде, где только могут пройти танки, заложены мины. Маленькие деревушки вдоль шоссе превращены в настоящие крепости.

Особенно упорные бои развернулись в полосе наступления дивизии СС «Рейх», против которой обороняется 78-я сибирская дивизия.

Ряды могил с крестами из белых берез говорят о героизме и жертвах солдат СС».

Не считаясь с потерями, немцы лезли напролом. Но советские солдаты дрались до последней возможности, смело смотрели в лицо смерти, побеждая ее своим героизмом. Беспримерное мужество и массовый героизм тысяч бойцов, сержантов и офицеров задерживали продвижение врага, срывали его планы. И все-таки он продолжал наступать. К исходу 20 ноября части 3-й танковой группы Рейнгардта вышли на рубеж в 15–20 км к северу и западу от Клина. Командование фронта 20 ноября приказало 16-й армии отойти на армейскую полосу обороны. Отход был завершен к исходу следующего дня. При этом немецко-фашистским войскам удалось использовать свое превосходство в маневренных возможностях. Так, когда 126-я стрелковая дивизия достигла указанного ей рубежа, 2-я танковая дивизия вермахта находилась уже в 4–5 км восточнее него, еще более осложнив обстановку на правом фланге соединения.

23 ноября армия, находясь под угрозой полного окружения, вынуждена была оставить Клин. В этот же день пал и Солнечногорск. Утром 26 ноября немцы повели наступление на Истру. К рассвету 27 ноября, когда противник обошел его с севера и юга, 78-я стрелковая дивизия оставила город.

В эти же ноябрьские дни, с 16 по 20 ноября, по приказу командующего 5-й армией генерал-лейтенанта Л.А. Говорова 50-я и 144-я стрелковые дивизии вместе с приданным им 20-й танковой бригадой на правом берегу реки Москва в районе населенных пунктов Гигерево, Волково, Троицкое, Агафоново, санаторий им. Герцена, Подушкино вели наступательные действия с целью разведки и улучшения положения своих войск. Эти наступательные бои успеха не имели. Более того, 17 ноября вражеским автоколоннам удалось прорваться в глубину обороны дивизий. Отошла 144-я стрелковая дивизия, сосед 50-й сд справа. Между ней и левым флангом 144-й стрелковой дивизии образовался разрыв. Создалась опасность удара противника по правому флангу и выхода его в тыл 5-й армии. Начиная с 20 ноября 5-я и 82-я мотострелковые дивизии армии начали отступление с рубежей, где они в течение почти трех недель совершенствовали оборону. 23 ноября противник силами 267-й пехотной дивизии переправился через Москва-реку. Он стремился выйти в район Кубинки и соединиться там с частями, наступавшими от Наро-Фоминска через Акулово на Кубинку. Завязались ожесточенные бои…

9 ноября 2-й кавалерийский корпус генерала Белова был включен в состав войск Западного фронта, а 14 ноября корпус, основу которого составляли 5-я Ставропольская дивизия генерал-майора В.К. Баранова и 9-я Крымская полковника Осликовского, должен был нанести контрудар в районе Серпухова и севернее его во фланг 4-й армии немцев, отбросить противника от магистрали Москва-Тула. На подготовку давались буквально считанные дни. Контрудар предстояло наносить в полосе 49-й армии и совместно с ней. Согласно данным, полученным из штаба фронта, в районе Серпухова действовала только 17-я пехотная дивизия. Самостоятельную разведку вести было запрещено. Следовало полагаться лишь на данные штаба фронта. Предполагалось, что конно-механизированная группа под прикрытием обороняющейся 49-й армии сосредоточится на берегу Нары, в районе Лопасни, Клейменово, Булычеве. Войска будут выдвигаться скрытно и только ночью. В это время 49-я армия начнет наступление, способствуя вводу в бой главных сил корпуса… На деле все сложилось иначе. 12 ноября Жуков сообщил, что в план действий, уже утвержденный Сталиным, вносятся серьезные коррективы: 49-я армия не будет составлять ударную группировку, обещанной поддержки авиационных частей также не предвидится, так что наступать придется без прикрытия с воздуха. Из приданных танковых бригад прибыли только их командиры и комиссары да несколько танков. Остальные поломались, ждали ремонта. Другие ждали, когда подвезут горючее… И все же конно-механизированная группа начала наступление. Но ее соединения не смогли прорвать даже тактическую оборону противника. В ходе наступления выяснилось, что у немцев там имеются значительно большие силы, чем предполагали в штабе фронта. Группу Белова встретили дивизии, которые изготовились к броску на Москву. Белов вступил в операцию буквально с завязанными глазами. Перед ним леса, а кто в них, генерал не знал. И началось. Сопротивление немцев вопреки логике не только не ослабело, но и выросло. Белов приказал избегать лобовых атак и штурмов деревень, в которых находились сильные немецкие гарнизоны, обтекать узлы сопротивления по лесам, но все проселочные дороги, все просеки контролировались немцами. Белов не знал, чем располагает противник, правда, и немцы не представляли, кто действует против них. Но у немцев было преимущество — у них имелась авиация. С 16 ноября они начали постоянно бомбить дороги и населенные пункты, наносить удары по колоннам войск… Выдохлась пехота, но приказ о наступлении оставался в силе. Кавалеристам пришлось в пешем строю, вместо стремительного прорыва, прогрызать глубоко эшелонированную вражескую оборону.

На конно-механизированную группу Белова обрушилась громадная сила противника. Надо было подавить ее сопротивление, а командование Западного фронта, сам Г.К. Жуков требовали только одного — вперед и вперед! Жуков требовал от Белова во что бы то ни стало взять опорный пункт немцев, село Высокое, считая его почему-то главным узлом обороны противника. Дальше, мол, оперативный простор. Белов докладывал, что Высокое обороняют крупные силы. А расположенные далее населенные пункты заняты сильными гарнизонами неприятеля и что кавалеристы не смогут сами прорвать фронт. Жуков не воспринимал никаких доводов, требуя бросить на прорыв пехоту, все имеющиеся танки, бить «катюшами», подавлять прямой наводкой артиллерии огневые точки врага. К вечеру 17 ноября раздражение Жукова достигло предела. Он рвал и метал, угрожал Белову: «Ты чего копаешься? Струсил? Гони всех вперед! Ночью задачу не выполнишь — пеняй на себя!». Высокое ночным штурмом взяли. Потеряли много людей, 145-я танковая бригада осталась без танков. Из документов, захваченных у противника, следовало, что в полосе контрудара генерала Белова находились мощные силы, которые командующий 4-й армией фельдмаршал Клюге скрытно сосредоточил для наступления. Белов натолкнулся на 17, 137 и 260-ю пехотные дивизии. Такую стену с ходу не пробить. И все же фельдмаршал Клюге вынужден был послать в Берлин объяснение, в котором говорилось:

«Командование 4-й армии докладывает, что оно вследствие больших успехов, достигнутых противником на ее правом фланге, было вынуждено ввести в бой резервы, сосредоточенные в тылу для намеченного на завтра наступления, и поэтому не в состоянии перейти в наступление в районе между р. Москва и р. Ока».