Книга Двадцатое июля - Станислав Рем

Штольц старался не наступать на тела убитых, однако это не всегда получалось. Сделав несколько шагов, он остановился:

— А другая дорога есть?

— Нет. Только эта. — Старик вытащил из карамана бутылку местной водки. — Сделайте глоток. И идемте. Не нужно здесь долго находиться.

До бомбоубежища спутники добирались минут сорок. Но когда пришли, в само помещение их не пустили. Только спросили, кого Штольц ищет, и, запретив спускаться вниз, пошли искать сами. Эльзу или тетю Марту.

— Почему нам нельзя внутрь? — недоуменно спросил журналист старика.

— Нет мест. Каждое убежище рассчитано на определенное число людей. Это — уже переполнено. А потому нам в нем не пробиться.

Штольц хотел сказать, что если нарушить инструкцию, места хватило бы еще для нескольких десятков человек, но не успел. В дверях бомбоубежища появился мужчина, ходивший искать его родственников. А вслед за ним шла… тетя Марта.

Карл поразился тому, насколько она изменилась. Постарела. Стала маленькой, беззащитной. Тетя Марта сощурилась от яркого света, но когда глаза пообвыклись, увидела племянника. Она бросилась к нему с объятиями:

— Господи, Карл, ты приехал! Я знала, я чувствовала, что ты приедешь. Если б ты только знал, что здесь творилось. Господи, Карл, за что? За что они вот так с нами?!

Штольц прижал к себе старушку подавляя жгучее желание поскорее распросить ее о судьбе Эльзы. Впрочем, женщина и сама догадалась о состоянии племянника.

— Ты не волнуйся, Карл. С Эльзой все в порядке. Я ее сразу, как только она приехала, отправила к своей подруге Грете в небольшой соседний городок. У Греты есть собственное хозяйство. Молоко. А Эльзе очень нужно было молоко. Грета звала и меня присоединиться к ним, но я все как-то откладывала. И вот теперь… — на глазах женщины навернулись слезы.

— Все в порядке, тетя Марта, — Штольц еще крепче прижал родственницу к груди. — Теперь мы поедем туда вместе. И будем жить одной дружной семьей. Собирайте вещи и прямо сейчас и отправимся.

— Да какие у меня вещи… Только те, что успела вынести. Но, — тетушка перешла на шепот, — сейчас нам выбраться отсюда не удастся, Карл…

— Отчего же? — удивился Штольц.

— Меня-то выпустят. А вот тебя — нет. Здесь сейчас нужны мужские руки. По приказу гаулейтера из нашего бомбоубежища забрали всех мужчин. На уборку улиц. Так что тебя не выпустят.

«Черт, а ведь верно. — Штольц прикусил губу. — Как же я сам не сообразил? Ведь меня арестуют при первой же попытке выбраться за черту города. А останусь здесь — арестуют, как только все более-менее уляжется. Гестапо долго в растерянности находиться не будет. Нет, я должен покинуть город. И как можно скорее. Что там старик говорил про вывоз трупов за город? Вот он, выход: подключиться к одной из похоронных команд. Хотя бы к тому самому старику. А ночью мы исчезнем».

— Вы правы, тетя Марта. — Штольц поцеловал старушку в щеку. — Посидите здесь пока, а вечером я к вам приду. — Он повернулся к квартальному помощнику, стоявшему чуть поодаль: — Спасибо вам. Вы вернули меня к жизни. Чем я могу вам помочь? Что должен делать?

Старик с готовностью ответил:

— Работа нехитрая. Откапывать, брать, носить, грузить.

— Считайте, я уже в вашем распоряжении. — Штольц обернулся: — Кстати, тетя Марта, а где именно живет ваша подруга Грета?

— Городок называется Зальцкаммергут. Это небольшое поселение в пригороде Альт-Аусзее. Тихое, никому не интересное местечко.

* * *

Галя дождалась, когда начальник уедет по вызову «сверху», оставив вместо себя первого помощника, полковника Егорова. Выждав некоторое время, она вышла из кабинета, оставив все свои вещи на столе. Так, чтобы было видно: раз с собой ничего не взяла, значит, скоро вернется.

Санузел для женщин находился в самом конце коридора, из-за чего воинский состав в юбках постоянно возмущался. Галю, как и других девушек, данное обстоятельство тоже раньше выводило из себя. Но сегодня она впервые подумала об архитекторе здания с благодарностью. Теперь, чтобы дать знать о себе Старкову, надобность в подворотнях отпала: достаточно было «по уважительной причине» пройти порядка ста пятидесяти метров и по пути в туалет якобы случайно заглянуть в кабинет. Главное, чтобы в этот момент в коридоре никого не было. И чтобы старик находился на месте.

Сегодня утром Старков застал ее врасплох вопросом, любит ли она Кима? А за что любить подслеповатого капитана? Девушка никогда не задумывалась о своих чувствах. Все шло само собой: просто и понятно. Война — плохо. Ее любят — хорошо. И всё. Зачем усложнять жизнь? Но достаточно было Старкову сообщить ей, что Киму грозит опасность, да еще и смертельная, как внутри, в груди, что-то само собой оборвалось, и Галя поняла: нет, не может она потерять курчавого очкарика — интеллигента с капитанскими погонами на узких плечах. Пусть с кем-то другим произойдет что-то страшное. Но только не с ним.

И теперь, вышагивая по ковровому покрытию коридора, она молила об одном: лишь бы кто-то из них двоих был в кабинете. «Старков, миленький, — мысленно умоляла она, — будь сейчас на месте! Очень прошу! Пожалуйста!».

Второй поворот. Дыхание сбилось. Вот она, цель. Кабинет Старкова. Галя оглянулась: в коридоре никого, кроме нее, не было. Тихонько постучала, потом робко приоткрыла дверь.

На всякий случай, если в комнате окажутся посторонние, девушка заготовила отговорку: мол, начальник очень хотел видеть товарища Старкова, вот и прислал ее за ним. Глупо, конечно, но ничего другого она придумать не смогла.

К счастью, за столом сидели только Глеб Иванович и Ким.

— Что вы хотели узнать, Глеб Иванович? — спросила Галя, глядя в пол.

Старков бросил взгляд на растерявшегося Кима, подошел к девушке, наклонился к ее уху:

— Решилась?

— Да, — тихо сказала девушка.

— Не пожалеешь?

Галина вскинула подбородок и твердо произнесла:

— Спрашивайте!

Старков улыбнулся: огонь девка! И выдохнул:

— Кому приходят шифровки от второго «Вернера»?

Галя испуганно посмотрела на старика. Такого вопроса она не ожидала.

Старков не торопил девушку. Он понимал ее состояние. То, что ей предстояло сейчас сделать, многими в их кругах расценивалось как предательство. Государственная измена. Даже если эта «измена» была во благо Родины. И решиться на такой шаг — не за деньги, а во имя любви, — могла только сильная личность.

А Галя испуганно сжала кулачки. Как быть? Сказать? Но ведь она подписала документ о неразглашении… Взгляд ушел в сторону и… наткнулся на Кима. Тонкая шея, близорукий взгляд, смущенная улыбка. Господи, какой же он беззащитный!..

Девушка приподнялась на цыпочки и прижалась губами к уху старика:

— На Лаврентия Павловича.