Книга Спутники Волкодава - Павел Молитвин

* * *

Обтянутая корой тилилобы пирога день за днем скользила вниз по реке, петлявшей среди нагромождения пестрых скал. Стиснутый стенами узких ущелий поток начинал вскипать и пениться; вырываясь на просторы зеленых долин, он растекался, успокаивался, замедлял свой бег и вновь ярился на клыкастых порогах, ласково мурлыкал или ревел дурными голосами расцвеченных радугами водопадов. Благодаря впадавшим в Фадуль бесчисленным ручейкам и речушкам, она постепенно набирала силу и уже не обегала боязливо каждый встречный утес, а остервенело грызла и точила мягкий песчаник, так что порой оставалось лишь диву даваться, как это нависшие над потоком скалы еще не рухнули и не перегородили его громоздкими своими тушами.

Эвриха поражали и восхищали не только нависающие над водой каменные глыбы, на которых время от времени встречались высеченные в незапамятные времена искусной рукой причудливые малопонятные рисунки, но и стремительные, отливающие сталью ножеобразные рыбины, и безбоязненно спускавшееся на водопой, непуганое зверье, и огромные птицы, парившие в поднебесье. Освоившись с длинным двухлопастным веслом и научившись управлять верткой пирогой, столь легкой, что он без особого труда перетаскивал ее через пороги и водопады, юноша начал получать от путешествия ни с чем не сравнимое наслаждение. Карты Бамано не врали — Фадуль действительно несла свои воды на юго-восток, и каждый день плавания приближал Эвриха к цели. Ему уже начало представляться, что путешествие его в глубь Мономатаны и дальше будет похоже на увеселительную прогулку, когда на исходе пятого дня перед ним открьшось Ржавое болото и он понял, что безмятежному существованию пришел конец.

Заслышав рев приближающегося водопада, юноша привычно подогнал пирогу к берегу и отправился посмотреть, где ему удобнее будет спуститься. Каково же было его изумление, когда, подойдя к краю обрыва, он обнаружил простирающиеся, насколько хватало глаз, рыжие топи, однообразие которых нарушалось лишь чахлыми пучками камыша да поднимающимися кое-где из ржавой жижи замысловатой формы утесами. Над болотом стелился вечерний туман, но был он какой-то болезненно-рваный и тоже отсвечивал ржавью, сливаясь кое-где с низкими, плотно обложившими небо облаками. Туман этот клубился и, казалось, стягивался к определенным точкам болота, поверхность которого тоже была какой-то неоднородной. В некоторых местах она бугрилась, пучилась и можно было даже разглядеть какие-то похожие на громадные нарывы кочки, в других — ржаво посверкивала стоячая вода, а на густой жиже временами угадывалась крупная рябь, хотя ветра не было и в помине.

Словом, чем дольше стоял Эврих на краю Ржавого болота, тем меньше оно ему нравилось. Ибо похоже оно было одновременно на ведьмину похлебку и на невообразимо гигантское живое существо, которое, прикинувшись невесть чем, затаилось в чаянии добычи. Юноша покрутил головой, силясь избавиться от наваждения: болото как болото, по словам Бамано, ничего в нем особенного, если не считать размеров, нет. И если можно его пересечь на пироге — он это сделает…

Проснувшись утром, Эврих прежде всего отметил, что за ночь пушистые облака уступили место тяжелым грозовым тучам. На небе не было ни единого просвета, и Ржавое болото выглядело еще более зловещим, чем вчера Продолжая убеждать себя, что если бы поджидали его здесь какие-нибудь опасности, то вождь траоре предупредил бы о них, юноша столкнул пирогу на рыжую маслянистую воду и сильными взмахами весла погнал вперед.

Бамано сказал, что воду из этого болота пить нельзя и потому никакой живности вокруг не водится, что являлось истинной правдой. Не видно и не слышно было птиц, на берегу он не обнаружил звериных следов, и сами ржавые воды были пустынны и мертвы. Со дна иногда поднимались круглые шумные пузыри, по поверхности, без видимой причины, то и дело пробегали полоски ряби, но ни водяных змей, ни жуков-плавунцов, ни пиявок, ни стрекоз не было видно, и, стало быть, никаких жутких тварей здесь и в самом деле не водилось. Помимо того что вода в этом болоте мертвая, вождь траоре как бы невзначай обмолвился, что на месте возникших после страшного землетрясения топей раньше находилась столица древнего государства Угадаг. Наскальные барельефы и полуразвалившиеся дозорные башни, замеченные Эврихом во время плавания по реке, свидетельствовали о том, что некогда среди этих гор и в самом деле жили люди, умевшие не только охотиться и пасти скот. Быть может, сознание того, что Ржавое болото стало могилой для большинства из них, и явилось причиной того, что произвело оно на юношу на редкость тягостное впечатление.

Энергично работая веслом, Эврих, несмотря на все старания, ни на мгновение не забывал, что плывет над огромной могилой. Он не только видел, но и кожей чувствовал, что попал в совершенно мертвый край, и ощущение это наполняло его душу безотчетным ужасом и унынием. Он мог сколь угодно уговаривать себя, что мертвый край — не самое худшее место в этом мире, здесь, по крайней мере, можно не опасаться когтей и клыков четвероногих хищников, да и двуногих встретить было мудрено. Он не боялся, что погребенные на дне болота мертвецы воскреснут или проклятое богами место подстроит ему какую-то пакость, и все же от тишины и полного отсутствия какой-либо жизни сердце его билось учащенно, а туника очень скоро начала прилипать к взмокшей спине.

Эврих, впрочем, предпочитал думать, что взмок не от страха, а от усилий. Двигаться по болоту было и впрямь несравнимо труднее, чем скользить вниз по течению реки. Легкая пирога шла ходко, но топь при ближайшем рассмотрении оказалась чем-то сродни лабиринту, в котором протоки чередовались с плавучими торфяными островками и полосами мелководья, где к поверхности поднимались белесые, похожие на седые волосы водоросли. Вид их не внушал юноше особого доверия, к островкам и затопленным кочкам он тоже старался не подплывать близко и в результате двигался значительно медленнее, чем ему бы того хотелось.

Отыскивая в паутине проток кратчайший путь на юг, Эврих так увлекся, что почти не обращал внимания на торчащие кое-где из болота верхушки скал, и, только приблизившись к одной из них локтей на триста, с удивлением понял, что причудливой формой своей утес этот обязан вовсе не ветрам и дождям. Высящийся локтей на двадцать — двадцать пять над топью черный базальтовый столб был обработан человеческими руками! Узкие плечи, высокая шея со множеством нанизанных на нее колец и длинная голова идола производили странное и страшноватое впечатление. Оскаленные в усмешке толстые губы, птичий клюв вместо носа, круглые провалы глазниц и напоминавшая ступенчатую пирамиду шапка были настолько ни на что не похожи, что Эврих затруднился бы сказать, кого же изваяли скульпторы Угадага. Это был явно не человек, но назвать его богом или демоном юноша тоже не решился бы, настолько изваяние было диким и чуждым всему людскому. Он даже не мог понять, гнев, злобу или радость выражало лицо этого птицечеловека. Тело гиганта было скрыто Ржавым болотом, и, прикинув, какой же высоты должна быть статуя, если сделана она в полный рост, Эврих испытал благоговейный трепет. Таких скульптур не было и в Аланиоле, не говоря уж о его родном городе. Да, пожалуй, арранты и не сумели бы изваять ничего подобного! А ведь она тут не одна, вчера, глядя на болото со скал, он заметил не меньше двух дюжин подобных «утесов»!..