Книга Святилище - Кейт Мосс

Задумать все это было много легче, чем исполнить.

В действительности Леони было некуда деваться. Квартира в Париже давно сдана, раз генерал Дюпон перестал за нее платить. Ее замкнутое существование в имении привело к тому, что у нее почти не было друзей, кроме Одрика Бальярда, мэтра Фромиляжа и мадам Боске. Ашиль был слишком далеко, да к тому же увлечен собственными делами. Стараниями Виктора Константа у Леони не осталось родных.

Но выбора не было.

Доверившись только Паскалю и Мариете, она начала готовиться к отъезду. Она была уверена, что свой последний ход против них Констант предпримет в Хэллоуин. Не только потому, что это была годовщина смерти Анатоля — а внимание Константа к датам предполагало, что он захочет отметить и эту. Была и другая причина. Изольда в одну из светлых минут обмолвилась, что как раз 31 октября 1890 года она сообщила Виктору Константу об окончательном разрыве их недолгой связи. С этого все и началось.

Леони решила, что если он явится в канун Туссена, то в доме их не застанет.

31 октября день выдался свежий и холодный. Леони надела шляпку и плащ. Она собиралась вернуться на прогалину среди зарослей можжевельника. Она не желала оставлять Константу шанс найти карты Таро, каким бы невероятным не представлялось, что он наткнется на тайник в обширном лесу имения. На время, пока они с Луи-Анатолем не смогут спокойно вернуться домой — и до возвращения мсье Бальярда, — она решила оставить их на хранение мадам Боске.

Она уже открыла дверь на террасу, когда услышала, что ее зовет Мариета. Вздрогнув, она вернулась в холл.

— Что случилось?

— Письмо, мадама.

Леони нахмурилась. В последние месяцы все выбивавшееся из обычного порядка вещей настораживало ее. Она оглядела конверт — почерк незнакомый.

— От кого?

— Мальчик сказал, из Кустоссы.

Продолжая хмуриться, Леони вскрыла письмо. Оно оказалось от старого приходского священника Антуана Гелиса, который просил навестить его ближе к вечеру по весьма важному делу. Зная, что он живет отшельником — Леони за шесть лет виделась с ним всего два раза, в Ренн-ле-Бен, где он вместе с Анри Буде крестил Луи-Анатоля, и на похоронах Изольды — вызов удивил ее.

— Ответ будет, мадама? — спросила Мариета.

Леони подняла голову:

— А посыльный еще здесь?

— Здесь.

— Приведи его, будь добра.

Крошечный мальчуган в светло-коричневых штанах и рубашке с открытым воротом, повязанной красным шейным платком, комкая в руках шапку, вошел в холл. Он казался насмерть перепуганным.

— Тебе нечего бояться, — попыталась успокоить его Леони. — Ты ведь ничего плохого не сделал. Я хотела только спросить: письмо тебе дал сам кюре Гелис?

Мальчик помотал головой.

Леони улыбнулась ему.

— Тогда скажи мне, кто дал тебе письмо?

Мариета подтолкнула мальчика в спину:

— Мадама задала тебе вопрос!

Мало-помалу, скорее вопреки, чем с помощью Мариеты, подстегивавшей посыльного резкими замечаниями, Леони сумела вытянуть у него кое-какие сведения. Альфред жил с бабушкой в деревне Кустосса. Он играл на развалинах крепости, когда из передней двери дома священника вышел мужчина и предложил ему су за доставку срочного письма в Домейн-де-ла-Кад.

— С кюре Гелисом живет племянница, — вставила Мариета. — Она заботится о нем, готовит и стирает.

— Тот человек был слуга?

Альфред пожал плечами.

Убедившись, что больше от мальчика ничего не добиться, Леони отпустила его.

— Вы поедете, мадама? — спросила Мариета.

Леони задумалась. До отъезда оставалось еще много дел. С другой стороны, ей не верилось, чтобы кюре Гелис вызывал ее к себе без основательной причины. Такого еще не бывало.

— Поеду, — решилась она после минутного колебания. — Скажи Паскалю, чтобы подогнал пролетку к дому.

Они выехали из Домейн-де-ла-Кад почти в половину четвертого.

В воздухе густо висел дым осенних костров. К оконным рамам и дверным косякам попадавшихся им ферм и домов были привязаны веточки самшита и розмарина. На перекрестке дорог в честь Хэллоуина появилось неофициальное придорожное святилище. Старинные молитвы и заклинания, нацарапанные на клочках бумаги и ткани, лежали перед ним как приношения древним богам.

Леони знала, что в этот вечер на кладбищах Ренн-ле-Бен и Ренн-ле-Шато, да и в каждом горном селении, вдовы в черных платьях под вуалями стоят на коленях на сырой земле перед могилами, моля о спасении своих любимых. Тем более в этом году, когда страх подогревал веру.

Паскаль безжалостно погонял лошадей, так что пот стекал у них по бокам и ноздри раздувались, втягивая холодный воздух. И все же, пока они добрались от Ренн-ле-Бен до Кустоссы и одолели крутой проселок, поднимавшийся от главной дороги к самой деревне, уже почти стемнело.

Леони слышала, как колокола в долине отбивают четыре часа. Оставив Паскаля с повозкой и лошадьми, она прошла через пустынную деревушку. В Кустоссе было всего несколько домов. Ни булочной, ни кафе.

Леони легко отыскала дом священника, пристроенный к церкви. Внутри не заметно было признаков жизни. И свет в доме, кажется, не горел.

С нарастающим беспокойным чувством она постучала в дверь. Никто не вышел. Она постучала погромче, позвала:

— Кюре Гелис?

Прождав несколько минут, Леони решила поискать его в церкви. Прошла мимо темного ряда домов, обходя церковь. Все двери церкви, и передняя и боковые, оказались заперты. На гнутом железном крюке раскачивалась одинокая тусклая масляная лампа.

Потеряв терпение, Леони перешла улицу и постучала в дом напротив. Внутри зашаркали шаги, и пожилая женщина выглянула в загороженный железной решеткой глазок двери.

— Кто здесь?

— Добрый вечер, — поздоровалась Леони. — У меня назначена встреча с кюре Гелисом, но там никто не отвечает.

Хозяйка дома окинула Леони тусклым недоверчивым взглядом и промолчала. Леони, порывшись в кармане, извлекла монетку в одно су, которую женщина жадно схватила.

— Ritou здесь нет, — наконец заговорила она.

— Ritou?

— Священник. Уехал в Куизу.

Леони опешила.

— Не может быть. Я всего два часа как получила от него письмо с приглашением.

— Видела, как он уезжал, — не скрывая злорадства, проговорила старуха. — Вы уж вторая, кто его спрашивает.

Леони выбросила вперед руку, не дав женщине закрыть окошечко глазка, из которого на темную улицу просачивалось хоть немного света.

— Кто его спрашивал? — едва ли не выкрикнула она. — Мужчина?