Книга Рулетка для умных - Иван Сербин

— Ты знаешь?

— Мне так казалось… Хотя какое это имеет значение сейчас? Я не хочу тебя убивать, но у меня теперь нет другого выхода.

Ствол «беретты» описал в воздухе плавную дугу и тупо уставился Ивану в грудь. Тот посмотрел в глаза убийцы и не увидел в них ничего, кроме безумия. Горящего жёлтым огнём, четко различимого безумия. Иван услышал, как щелкнул взводимый курок.

— Соседи услышат выстрел, — сказал он, лихорадочно отыскивая ту единственную фразу, которая способна тронуть искалеченный разум умалишенного. — Прибегут люди. Тебя схватят.

Виктор усмехнулся тускло, но глаза его запылали еще ярче. Сумасшествие, живущее в них, полыхало пожаром, разрастаясь с каждой секундой все сильнее.

— Пусть, — ответил он. — Мне всё равно.

— Постой, — сипло выдохнул Иван. — Подожди…

— Не надо слов.

Виктор потянул спусковой крючок, и в этот момент Иван кинулся на него, попытался вцепиться в руку. Громыхнул выстрел. Гильза, перевернувшись в воздухе, ударилась о стену и, отскочив, упала на ковер рядом с телом Сергея Борисовича.

Иван ощутил, как жар опалил лицо. Жуткой силы удар откинул его на середину комнаты. Пол вдруг пошатнулся и поплыл из-под ног. Он попытался удержать равновесие, но кто-то невидимый гнул его вниз, заставляя лечь. Наверное, так и надо поступить. Лечь и немного полежать.

Иван попытался опереться об пол, но рука подломилась, и он упал, перевернулся на грудь и затих. Глаза его еще были открыты и ресницы едва заметно подрагивали. Однако сознание уже меркло. Наступал холодный вечер. Последнее, что он расслышал сквозь сгущающийся мрак, — человеческие шаги. Какие-то люди вбегали в квартиру. Их топот отдавался в голове тупой гулкой болью.

«Не надо, — захотелось сказать ему. — Не надо шуметь. Тут так тихо. Перестаньте».

Иван даже разлепил губы, но так и не смог произнести ни слова. Дальше уже не было ничего. Только темнота.

Глава 24

— Вот так. Этот парень оказался просто-напросто сумасшедшим. Самым натуральным психом. И лично я думаю, что его папаша сыграл в этом не последнюю рать. Ведь сумасшествие не начинается сразу. Оно зреет постепенно. Его надо подкармливать, питать. Что и делал с успехом Фролов-старший. Константин Георгиевич сам вырастил в сыне ЖИВОТНОЕ, постоянно унижая и оскорбляя его. А потом подвернулся удобный случай, и психопатия Виктора нашла выход. Он продумал ограбление до мельчайших деталей. Это, кстати, свойственно сумасшедшим. Только дураки полагают, что сумасшедшие — сплошь слюнявые кретины. На самом деле у них очень жесткая логика. Все наши расчёты крутились вокруг акций, а Виктору не нужны были деньги. Он хотел только одного — уничтожить отца. Как морально, так и физически. Втоптать в грязь человека, до сих пор топтавшего его самого. Это и было его главной задачей.

— Всё верно, Иван Владимирович. — Улыбчивый мужчина в штатском, сидевший на потрёпанном стульчике у больничной койки, поднялся. — Мы пришли практически к тем же выводам. Виктор с ловкостью сумасшедшего манипулировал Олялиным и Петром, а те уж управляли действиями остальных. Правда, на разных уровнях. Вам очень повезло, что в момент… несчастного случая рядом оказались наши сотрудники. Если бы не они, вы могли бы истечь кровью. Пуля задела артерию. Но теперь, надеюсь, всё будет нормально.

— А что с Ириной?

— Мне очень жаль. Приехали ее родственники из Ленинграда, и мы… Вы должны понять правильно. После выстрела в затылок на человека бывает страшно смотреть. Одним словом, тело было кремировано. Ребёнка забрали родители Ирины. Будут оформлять опекунство.

— Какого ребёнка?

— У Ирины и Виктора был сын. Три годика. А вы что, не знали?

— Нет. А с Виктором что?

— При появлении наших сотрудников он начал стрелять, ну и нашим ребятам ничего не оставалось, кроме как… По-человечески его, конечно, жаль. Несчастный парень. Но, если абстрагироваться отличных симпатий и антипатий, то Виктор был опасным сумасшедшим. Неизвестно, как бы он повёл себя дальше. — Мужчина понизил голос. — Между нами, я считаю, что это было для него лучшим выходом. Со своей стороны рад сообщить, что все обвинения, выдвигаемые против вас, сняты. Дело об убийстве Дмитрия Максимовича Луцика прекращено за отсутствием состава преступления. Кстати, знаете, что мы нашли в кармане у Петра Колесова?

— Что?

— Вашу расписку на имя Виктора Константиновича Трофимова. Очевидно, он собирался подбросить ее Виктору, но не успел. Вот так. Вам действительно очень и очень повезло. Говоря по чести, если бы не эта любительская запись, вы могли бы оказаться на скамье подсудимых. Но, к счастью, все обошлось.

— М-да… И на том спасибо, — ответил я, глядя на него. — Скажите, а вам не говорили, скоро меня намерены выписать?

— Скоро, — ответил он. — Думаю, это не секрет, вы уже пошли на поправку. Состояние вашего здоровья больше не вызывает опасений. Во всяком случае, так утверждают врачи.

— Хорошо.

Я действительно порадовался. Мне очень не нравилось ощущать себя спеленутой куклой. На плече гипс, грудь в бинтах. Тело болит так, словно меня неделю били палками.

— Рад за вас. Вы проявили себя как смелый и мужественный человек. Пожал бы вам руку, но… Надеюсь, вы понимаете, что не стоит распространяться об этой истории на каждом углу. Прославиться не прославитесь, но неприятностей наживёте.

Это было сказано с милой улыбкой, за которой сквозила угроза.

— Да я и сам не слишком горю желанием вспоминать о ней. Мне это не доставляет удовольствия.

— Вот и отлично. А когда выпишетесь, позвоните вот по этому телефончику. — Он достал из кожаной папки визитку и положил на прикроватный столик. — Ценные подарки теперь не практикуются, но мы всё-таки попробуем отправить вас для окончательного восстановления сил на какой-нибудь заграничный курорт. Майами, конечно, не обещаю, но на Золотые пески вполне можете рассчитывать.

— Спасибо.

— Да, Господи, не за что! Поправляйтесь скорее.

Он улыбнулся, пошел к двери и уже взялся за ручку, но мой вопрос остановил его.

— А что с Фроловым? Будет суд?

Мужчина поджал губы. На мгновение его лицо стало серьёзным.

— К сожалению, он не представил нам подобной возможности. В день задержания Константин Георгиевич Фролов покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своего кабинета. Шестой этаж, «сталинское» здание. Сами понимаете… Желаю скорейшего выздоровления.

Он быстро вышёл, очевидно, избегая дальнейших расспросов.

Пусть идёт. Я ведь так и не сказал ему самого главного. Выбравшись из койки, я выглянул в коридор. Никого. Отлично. Очевидно, стараниями ФСБ меня определили в отдельную палату. Мои вещи — джинсы, рубашка и куртка — висели на вешалке в стенном шкафу. Кроссовки стояли тут же. Кряхтя и охая от боли, я принялся одеваться. В мои планы вовсе не входило валяться здесь ещё неделю или две. Вещи, думаю, опять-таки благодаря стараниям товарищей чекистов, оказались выстираны и даже выглажены. Правда, дырка от пули осталась. На новый костюм Лубянка не расщедрилась. Но и на том спасибо. Я с большим трудом просунул больную руку в рукав. Со второй дело обстояло куда лучше. Затем пришла очередь джинсов. С ними я справился легко, а вот с кроссовками пришлось повозиться. Завязывать шнурки одной рукой я так и не научился. Пришлось их просто выдернуть и забросить под кровать. А где мой телефон? Чёрт!