Книга Замок - Владимир Моисеевич Гурвич

с тобой. Я твердо это решил. И так будет лучше и для тебя и для меня.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю и все. Решение окончательное и бесповоротное.

— Честно говоря, совсем не ожидал такого завершения моего юбилея. Сначала меня покинула Мария, теперь уходишь ты. Я остаюсь совсем один, ведь кроме тебя у меня нет больше настоящих друзей.

— У тебя столько детей.

— У каждого из них свою жизнь. Им не до меня. Но что делать, коль твое решение окончательное. Уходи.

— Окончательное, — подтвердил Нежельский. — Мне очень жаль, что так завершается наша многолетняя дружба. Я долго размышлял том, что нас связывало все эти долгие годы. И пришел к выводу, что по-другому она не могла закончиться. Всю жизнь я тебя в равной степени любил и ненавидел. Неужели ты этого не замечал?

— Не поверишь, Ваня, не замечал. Вернее, замечал, что любил. А вот ненависти твоей не видел.

— Даже странно.

— Так бывает. Я дорожил нашими отношениями — вот и не видел очевидного. И, кстати, нисколько об этом не сожалею. В нашей дружбе было немало хорошего.

— Да, было, но меня угнетала моя неискренность. Впрочем, больше нет смысла говорить на эту тему. Теперь ты все знаешь, и мы больше не встретимся.

Несколько секунд Каманин о чем-то напряженно размышлял.

— Раз решил, значит, так тому и быть. Я всегда старался выполнять все свои решения, даже не самые разумные. Мне казалось, что если этого не делать, то ты привыкаешь вообще ничего не доводить до конца, отступать из-за любой причине. Человеку легко уговорить себя отказываться от собственных планов, если это становится ему трудно или невыгодно. Но это самый плохой вид компромисса — компромисса с самим собой.

— Знаешь, Феликс, мне всегда восхищало в тебе умение очень ясно видеть суть любого явления. Я завидовал тебе, у меня так не получалось.

— Ты преувеличиваешь, Иван. На самом деле, я мало что понял. Хотя, возможно, я понял главное: как мало вообще человек способен что-то понять. И честно говоря, меня это в какой-то момент обескуражило.

— Что же, по-твоему, истина непостижима?

— Я столько раз задавал себя этот вопрос, что, в конце концов, мне стало просто скучно от него. А что такое вообще истина? Некая магическая формула, посмотрев на которую ты все сразу поймешь. Как-то глуповато, тебе не кажется?

— Кажется, — признал Нежельский. — Но что-то же должны мы принимать за истину.

— Все такие попытки в лучшем случае кончались ничем, а в худшем — большим провалом.

— Но тогда я вообще ничего не понимаю.

— Я — тоже, ну и что. Я давно осознал, что не понимать гораздо плодотворней, чем понимать. Понял и успокоился и продолжил поиск того, чего понять невозможно.

— Но чем такой поиск может завершиться?

— Ничем, Ваня, он просто обязан завершиться ничем. А зачем тебе, чтобы он чем-то непременно завершился бы. Тебе чего-то не хватает? — усмехнулся Каманин.

— Если мы всю жизнь с тобой чего-то искали, значит, не хватало. Нас объединяло общее стремление постигнуть этот мир.

— Ты прав, Ванечка. Но искали, не искали, конец один — полная непостижимость.

— Феликс, мне странно слышать от тебя такие речи.

Каманин посмотрел на Нежельскому и улыбнулся.

— Несколько лет назад я бы и сам удивился таким речам. А вот теперь нахожу их естественными. Знаешь, я думаю о другом.

— И о чем же?

— Не знаю, что человеку делать с человеком. Ничего путного не получается. У него огромные возможности для развития, а он не развивается, он обладатель уникального дара Вселенной — разума. А он его в основном использует, чтобы быть глупым. Он верит любым небылицам и готов защищать их до последней капли крови, а по-настоящему умных, независимо мыслящих людей готов гнобить и уничтожать. Подлости, мерзости, жестокости он совершает в огромных количествах и с большим желанием, а на добрые дела его приходится многократно призывать. При этом он откликается так редко и неохотно, что приходится срывать голос. И эту тему можно и продолжать.

— Но ты же, Феликс, другой, к тебе все это не относится.

— Тебе же не знать, что в любом правиле есть исключения. Они лишь подчеркивают общий тренд. Я все это отчетливо вижу на примере своей семьи. Я впервые созвал ее почти в полном составе. И что я увидел? Да ты сам все знаешь.

— Не преувеличивай. Твоя семья не идеальная, но ничего ужасного в ней нет.

— Ужас не на поверхности, в обычной ситуации он скрывается где-то внутри. Но он ждет своего часа, чтобы проявить себя. К счастью, далеко не всегда дожидается. Ладно, раз решил расстаться, давай, Иван, попрощаемся по-братски. В некоторые годы, особенно молодые я считал тебя своим братом.

Нежельский отвернул голову, чтобы скрыть слезы.

— Я тоже так думал. — Его голос, словно стекло от удара, внезапно треснул.

Мужчины встали и обнялись. Несколько мгновений они не разрывали объятия. Первым это сделал Нежельский.

— Я пойду в номер спать, — произнес Нежельский. — А ты?

— Я еще побуду здесь.

— Тогда, Феликс, прощай.

— Прощай Иван.

Нежельский быстро направился к входу в замок. Каманин несколько секунд смотрел ему вслед, затем снова сел. Он опять почувствовал себя не очень хорошо.

134

Мария почти весь вечер искала сына. Он куда-то исчез, а она и не заметила, когда это произошло. Она прочесала весь замок, вышла из него, обшарила все окрестности, даже сходила к озеру. Но Андрея так не обнаружила.

Ее охватило беспокойство. Где он, что с ним? В последнее время он вел себя странно, был очень напряжен, ей даже казалось напуган. Хотя непонятно, что могло тут испугать его, здесь он находится в полной безопасности.

Мария чувствовала определенную вину перед ним. Весь тот период, что они готовились к юбилею, она была поглощена связанными с ним бесчисленными делами. К тому же Каманин требовал от нее постоянной заботы. И на Андрея уже не хватало