Книга Мгновение истины. В августе четырнадцатого - Виктор Носатов

Баташов подсел в казачий круг и нисколько не пожалел об этом. Когда вахмистр, поглаживая свою пышную бороду, уселся напротив, к нему, как к самому старшему и уважаемому в кругу человеку, обратился казак, у которого только-только начали пробиваться жиденькие усики, который неожиданно спросил:

– Ви, дяденько, багато прожили на цьому свити, багато чого побачили. Скажить мени, а чому люди таки ризни?

– Ты правильно заметил, сынку, что люди бывают разные. Одни добрые, другие почему-то всегда злые. А все это происходит от того, что в каждом казаке, в душе его, Богом данной, два волка живут, – ненадолго задумавшись, ответил вахмистр, – сызмальства живут. Один волк – смелый и бесстрашный, за добро бьется, зло побеждая. Стережет он душу казака от напастей, кои людей губят: от жадности, от кривды, от злобы на людей. То – добрый волк. Он Богом для защиты души казацкой дан. А другой волк – злобен и дик. Нет ничего, что остановило бы его от злых дел. Рвет он душу казацкую, на дела злые толкая. На пьянство, на разбой, на воровство, на прелюбодейство. Ну, про то тебе еще рано знать. Вот так и живут они, друг на дружку зубами щелкая, не давая покоя душе казацкой…

– Та що ж, пане вахмистре, який вовк переможе? Який з них верх над душею козацькой визьме – злий чи добрий?

– А тот, сынку, волк победит, коего ты кормить лучше будешь…

– Тоди нехай злий вовк в мойой души з голоду помре! – воскликнул казак и топнул ногой так, что расплескал грязь по всему кругу. Но казаки, привычные в походной жизни ко всему, даже не обратили на это внимания. Каждый из них, было видно, задумался, чего в его душе больше – злого или доброго.

«Удивительно, подумал про себя Баташов, кругом война, кровь, грязь, а эти, наполовину дикие, безграмотные люди говорят и думают о душе. Как же велика у них любовь к Богу, если и перед смертью они заботятся о чистоте своей бессмертной души. С такими воинами да при опытных и решительных полководцах мы бы никаких поражений не ведали. Только где эти нынешние Суворовы и Кутузовы, днем с огнем не сыщешь. Вот и получается то, что получается, – с сожалением подумал он, – топчемся на месте, сидим в грязи вместо того, чтобы победно маршировать по улицам и площадям Берлина».

На смену философской притче вахмистра пришли злободневные байки, то и дело обрывающиеся смехом и криками «любо», а им на смену пришли заунывные и тягучие казацкие песни, под которые генерал неожиданно вспомнил свою докадетскую юность, проведенную в родной Белгородщине, на берегу плавно несущего свои чистые воды Оскола. Вспомнил незабываемые «ночные» посиделки у костра с деревенскими парубками, которые так же протяжно и душещипательно выводили русские и малорусские песни.

Неожиданно со стороны немецких окопов в небо взлетели осветительные ракеты, вслед за которыми ночную тишину огласили длинные пулеметные очереди и частые винтовочные выстрелы.

«Неужели немцы обнаружили возвращающихся охотников? – заволновался Баташов. – Господи, спаси и сохрани раба твоего Алексея и воинство его», – взмолился он про себя.

– Не спится немцу чегой-то, – сказал беззлобно вахмистр, приподымаясь в траншее ровно настолько, чтобы можно было заглянуть за бруствер, – да там кто-то прямо на нас скачет, – воскликнул он и тут же скомандовал: – К бою!

– Отставить, – крикнул, подбегая, есаул. Увидав генерала, он наклонился к нему и негромко, но внятно доложил: – Ваше превосходительство, дозорный с передовой линии только что сообщил о том, что пластуны прорвались через немецкую оборону и приближаются к нашему переднему краю.

Вскоре послышалось чавканье по грязи лошадиных копыт, и в ложбину за окопами на полном скаку выскочили из темноты казаки.

Баташов, сбросив бурку, кинулся в самую гущу спешивающихся с коней пластунов. Заметив прихрамывающего поручика Свиньина, он кинулся к нему и, крепко обняв, трижды расцеловал.

– Ну, спасибо, сынок, что жив-здоров вернулся, – обрадованно воскликнул он, – с ногой-то что?

– Да оступился, спрыгивая с коня, – успокоил он Баташова, – а пруссачка вашего я доставил, как и обещал, без единой царапины, – задорно добавил он, указывая на сверток из двух бурок, лежащий неподвижно на земле.

– Я влил в него целую бутылку шнапса, так что теперь он только к утру проспится, – объяснил поручик, заметив явное недоумение на лице генерала при виде неподвижно лежащего тела.

После того как спящего крепким сном немецкого майора загрузили в автомобиль, Баташов скомандовал:

– Вперед!

Утром, когда Айсман открыл глаза, перед ним собственной персоной предстал его давний спаситель и работодатель Баташов. Не веря своим глазам, он несколько раз помахал перед ними руками, думая, что этот кошмар просто ему приснился, но сухощавое лицо русского офицера, с маленькими, проницательными глазками, продолжало маячить перед ним. Только тогда он все понял. Схватившись за голову, Везунчик несколько минут раскачивался из стороны в сторону, шепча себе под нос ругательства, а затем резко вскочил с дивана, на который его уложили по приезде в Белосток, и, вытянувшись перед генералом в струнку, доложил:

– Господин генерал, майор Айсман по вашему приказанию прибыл.

Эти сказанные явно в запале слова немецкого офицера вызвали у Баташова искреннюю улыбку.

– Ну зачем же так официально, – доброжелательно промолвил он, – останемся, как и раньше, хорошими товарищами, готовыми оказывать друг другу самые разные услуги.

– Да, господин генерал. Я готов, господин генерал, – подобострастно повторял немец, понемногу успокаиваясь. – Что вы намерены со мной делать? – уже более спокойно спросил он.

– Сейчас мы позавтракаем, – промолвил Баташов, – кстати, что вы предпочитаете на завтрак, яичницу или сардельки?

– Мне все равно, – равнодушно сказал Айсман, думая о чем-то своем.

– Степан, организуй, пожалуйста, доставку из ресторана, яичницу и сардельки, – обратился генерал к своему ординарцу, вахмистру Калуцкому, стоявшему в ожидании приказания у двери.

Лихо щелкнув шпорами, вахмистр скрылся за дверью.

– А пока не хотите ли поправить здоровье коньячком? – доброжелательно предложил Баташов, доставая из буфета графин и пару хрустальных бокалов.

– Не откажусь, – с деланым равнодушием промолвил майор.

– За наше долгосрочное, тесное и плодотворное сотрудничество, – провозгласил тост Баташов, – прозит.

– Яволь, господин генерал! – откликнулся Айсман, после чего с удовольствием опустошил бокал. – Только я не понимаю, чем могу быть вам полезным, находясь здесь?

– А мы вас ночью возвратим обратно, туда, где взяли, – ответил Баташов, – я думаю, это непродолжительное ваше отсутствие не повлияет на вашу дальнейшую службу.

– Надеюсь, господин генерал. В штабе знают, что я собирался выехать на несколько дней в Кенигсберг для инспектирования школы. Я только-только заехал на своем мотоцикле в лес, когда ваши люди схватили меня и вылили в рот целую бутылку шнапса, которую я приготовил для своей городской подружки.