Книга Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины - Дмитрий Веденеев

Присутствие в движении ИПЦ подобных элементов приводило к появлению своекорыстных членов общин, часть из которых становилась объектом вербовки МГБ. Так, агент «Позднякова», примкнувшая в 1948 г. к группе ИПЦ в Ворошиловградской области под влиянием «старца Елиазара» из Сталино (выдававшего себя за императора Николая ІІ) объявила себя дочерью монарха и активно использовалась МГБ для проникновения в общины ИПЦ Донбасса, разработки дела «Павловцы», фигуранты которого ожидали свержения советской власти и возрождения монархии. В мае-июне 1950 г. УМГБ области арестовало 14 человек «руководящего состава» ИПЦ, включая «нелегала-странника» Алексия (Алексея Воробьева). Всего за 1950 г. в области арестовали 45 членов ИПЦ по делам «Павловцы», «Пигмеи», «Отшельники» и «Бродяги»[819].

«Фанатики» лжестарцев

Органы МГБ умело использовали отрицание ИПЦ канонического клира Московского патриархата и своеобразный культ «старчества». Уникальным является пример агента «Степового», который по религиозной линии оказывал услуги спецслужбе с 1924 по 1956 г., жил на пособие, вел одинокий, бродячий, исполненный лишений образ жизни, потерял на фронте сына. Под видом «странника», «старца» маршрутировался чекистами по различным регионам СССР, где существовало подполье ИПЦ, имел высокую репутацию «страдавшего за веру», доверие верующих. По информации «Степового» «реализовали» ряд оперативных дел (то есть лишили свободы десятков людей)[820].

Полтавским УМГБ в рамках разработки «Фанатики» в общину ИПЦ был внедрен под видом странствующего старца агент «Фоменко». Опираясь на инструктаж оперативных работников, он выявил связи общины с киевскими группами ИПЦ и способствовал аресту 5 членов общины во главе с раскулаченным в 1930 г. М. Дахно[821]. Агент «Смехов», работавший по делу «Христодулы», выявил контакты авторитетных членов ИПЦ Натальи Запорожец-Лысак и Ивана Бесхутрого с одним из руководителей ИПЦ на Украине, иеромонахом Серафимом (в миру Даниилом Шевцовым), отбывавшим ссылку в Кировской области, и его помощником Василием Семененко (сосланным в Ярославскую область)[822]. Агент «Тропинин», заняв авторитетное положение в общинах ИПЦ Ворошиловградской области и работая по делу «Пигмеи», способствовал аресту в феврале 1952 г. представителей ИПЦ – «странника» Федора (Ф. Тахненко), «странницы» Натальи (Н. Тепловодскую), «странника» Макара Мордовцева (приговорен к 25 годам ИТЛ) и еще 6 человек[823].

Иеромонах Серафим (Шевцов) с конфискованными ценностями и церковным имуществом (публикуется впервые)

Агент «Сизый» под видом странника добыл сведения о руководителе ИПЦ в Полтавской и Сумской областях нелегале-иеромонахе «Херувиме» (бывшем священнике с. Смелое Сумской области). В одном из своих донесений «Сизый» приводил следующее высказывание «Херувима»: «Будьте стойки в нашей вере, больше молитесь, чтобы избежать печати антихриста, знайте только меня, не ходите в действующие ныне церкви, так как там молятся за (назвал имя вождя), чего христиане делать не должны»[824].

Одновременно МГБ УССР подверг критике антирелигиозный отдел и его подчиненных за «примирительное отношение» к ИПЦ в УМГБ Днепропетровской, Николаевской, Херсонской областей. В последней, в частности, работавшие по делу ИПЦ «Черные пауки» в Голопристанском районе осведомители не добились результатов – агент «Антонов» оказался старообрядцем, а агент «Швея» выехала на Дальний Восток. В Николаевской области не велось активных мероприятий по делу ИПЦ «Опиум» (при том, что члены местной общины характеризовались как активные участники выступлений против коллективизации). Резкую критику руководства вызвали попытки оперативных подразделений использовать для разработки ИПЦ конфидентов из среды епископата Московской патриархии, психологическое давление на этих иерархов и обвинения их в «неискреннем сотрудничестве»[825].

На совещании по «агентурно-оперативной работе по духовенству, церковникам, сектантам и еврейским клерикалам» 5-х отделов УМГБ УССР (май 1951 г.) также отмечался неудовлетворительный уровень агентурного проникновения в подполье, примитивный уровень разработки, отсутствие «квалифицированных комбинаций»[826].

Проведенная в 1950–1953 гг. очередная кампания ожесточенных гонений на катакомбное движение пошла на убыль со смертью Сталина. Тайным общинам был нанесен серьезный удар. Однако в целом усиленная оперативная разработка и активная фабрикация следственных дел не привели к исчезновению общин и подполья ИПЦ. Как признавало МГБ УССР, к середине 1951 г. в республике действовало, оценочно, свыше 60 нелегальных общин ИПЦ и «других элементов» подполья с общей численностью свыше 1500 человек. Группы ИПЦ в Винницкой (свыше 200 человек), Ворошиловградской, Днепропетровской, Киевской, Одесской (свыше 100 человек), Сталинской, Сумской (свыше 100 человек), Черниговской, Харьковской (свыше 100 участников) и других областях, как отмечало МГБ, вели активную антисоветскую деятельность и призывали к неповиновению власти[827].

Полностью искоренить катакомбников оказалось невозможно. В частности, в мартовской 1954 г. докладной записке Н.С. Хрущеву от заведующего отдела пропаганды и агитации и отдела науки и культуры ЦК КПСС подчеркивалось существование «большого количества бродячих (незарегистрированных) попов», сотни которых были выявлены в 1953 г. А в середине 1950-х началась новая активизация деятельности катакомбного движения, в том числе на Украине. Из лагерей оказались выпущены сотни не признававших Московского патриархата священников и проповедников-мирян, составлявших значительную часть «узников за веру». Так, в справке председателя Совета по делам религиозных культов А. Лузина от 25 ноября 1957 г. об активизации религиозных групп на территории СССР подчеркивалось, что отколовшиеся от Русской православной церкви, не признавшие советскую власть группы ИПХ имеются в Черниговской, Харьковской, Тамбовской и некоторых других областях и т. д.

Таким образом, можно прийти к выводу, что государственная политика системного преследования религиозных конфессий в СССР, массовые кампании репрессий клира и мирян, курс на тотальное искоренение православия и вынужденный компромиссный характер отношений иерархов Московского патриархата с советской властью привели к формированию религиозного подполья как формы духовного и социального протеста. Так как в ряде нелегальных религиозных групп имелись сторонники возрождения монархии (хотя и в несомненном меньшинстве), само течение ИПЦ и близкие к нему общины получили в служебной практике органов госбезопасности наименование «церковно-монархического подполья».