Книга Десять десятилетий - Борис Ефимов

Фамилия причинившего нам столько хлопот субъекта, срочно объявленного, кстати, психически неполноценным, была — Гробман. И с той поры эта курьезная фамилия вошла в наш с Филипповым юмористический лексикон. Мы часто говорили по тому или иному поводу: «Лишь бы не появился Гробман…» или «Как бы не узнал Гробман…» Даже под шутливыми телеграммами с очередным веселым розыгрышем, которые я иногда получал от Филиппова, стояла подпись: «Ваш Гробман».

Среди разнообразных обязанностей, ложившихся на меня в ЦДРИ как на заместителя председателя правления, которые мне помогал выполнять Филиппов, имелась и такая: я ежегодно становился председателем Новогодней комиссии, задачей которой было допущение или недопущение кого-либо встретить Новый год в ЦДРИ.

На столе в кабинете правления высилась мощная кипа заявлений. Они рассматривались одно за другим, и тут же выносился вердикт, который был весьма лаконичен и состоял из двух вариантов: «Ладно, пускай встречает» или «А зачем он нам нужен?» Правда, рассмотрение заявлений проходило не без шуток, острот и веселых замечаний, но это отнюдь не избавляло председателя комиссии, то есть меня, и директора Дома, то есть Филиппова, от последующих громов и молний на наши головы со стороны отвергнутых.

Помню, между прочим, забавную телеграмму от гастролировавшей в провинции знаменитой эстрадной пары, моих друзей Марии Мироновой и Александра Менакера: «Дорогой Боря восклицательный знак мы знаем двоеточие зачем они нам нужны запятая но просим оставить три места точка ваши Маша и Саша». Третье место, естественно, предназначалось для их сына, тогда еще начинающего Андрея Миронова. Телеграмма была зачитана под общий смех, и все взоры обратились на меня. Я сделал вид, что погрузился в серьезные размышления и потом произнес соответствующую формулу: «Ладно, пусть встречают».

Было также среди других оглашено заявление Семушкина — автора некогда популярного романа «Алитет уходит в горы».

— Вот там, в горах, вместе с Алитетом пускай и встречает, — заметил литератор Иосиф Прут.

Был и такой эпизод. Во время заседания новогодней комиссии распахнулась дверь кабинета, и на пороге появился дородный мужчина в генеральских погонах.

— Тут записывают на новогоднюю встречу? — спросил он, не здороваясь. — Мне нужен стол на восемь человек.

— Видите ли, — сказал я, — мы прежде всего предоставляем места работникам искусств, членам Дома. Но если будет возможность…

— При чем тут возможность? — сердито перебил он меня. — Это что же получается? Генералам и собакам вход запрещается?

Тут вскочил с места маленький Филиппов. У него был вид разъяренного боевого петушка.

— Товарищ генерал! — громко отчеканил он. — Вы что себе позволяете? Подобные грубости мы не желаем слушать! Попрошу вас немедленно отсюда удалиться.

Бесцеремонный генерал, видимо, не ожидал такого отпора. Злобно посмотрев на Филиппова, он пробормотал что-то невнятное и закрыл за собой дверь.

— Ну, Борис Михайлович, ты нас всех потряс, — сказал Иосиф Прут. — Ты молодец.

Кстати сказать, Борис Филиппов во время Отечественной войны отнюдь не обретался в тылу, а вдосталь нанюхался пороха в качестве начартбрига. Правда, это звание не имеет ничего общего с артиллерией, а означает «Начальник артистической бригады», выступавшей под его руководством на различных и иногда весьма опасных участках фронта.

Нельзя не сказать и о том, что Филиппов был одаренным литератором, автором целого ряда интересных книг. С одной из них связан следующий эпизод. То был сборник очерков об известных деятелях театра. Литературные портреты были написаны живо и увлекательно, но их характеристики и мнение о них Филиппова не всегда совпадали с мнением вышестоящих партийных инстанций. И не удивительно, что в «Литературной газете» незамедлительно появилась разгромная рецензия, злобная и несправедливая. Нетрудно себе представить огорчение Бориса Михайловича. Я ему очень сочувствовал и решил объясниться с редактором «Литературной газеты», которым был в ту пору Константин Симонов.

— Как же так, Константин Михайлович, — говорил я. — Почему надо так обижать Бориса Филиппова, хорошего, талантливого человека? И книга совсем неплохая. А если он считает, что так несправедливо и так грубо отстранили Таирова от руководства Камерным театром, то это его личное мнение.

Симонов как-то странно на меня посмотрел.

— Борис Ефимович, — сказал он, — неужели я должен объяснять вам, человеку грамотному, что в наше время личное мнение лучше всего держать при себе. И еще: поверьте мне, что я два часа работал над этой рецензией, выбрасывая из нее всяческие обидные слова по адресу Филиппова. Но кое-что, естественно, осталось. А к Филиппову лично я, как и вы, отношусь с большим уважением.

И Симонов показал это на деле — когда он был избран председателем правления ЦДЛ, то немедленно обратился к Филиппову с просьбой стать директором Дома. И ряд лет они проработали вместе в дружбе и согласии.

На полке моей домашней библиотеки — несколько книг Бориса Филиппова с добрыми авторскими надписями. Позволю себе привести одну из них на книге «Как я стал “Домовым”»:

«Дорогой Борис Ефимович! Эта книжка — от «красавца мужчины», изображенного на обложке. Он любит Вас и гордится дружбой с Вами. Б. Филиппов 17.1.75».

Хорошим, веселым, талантливым человеком был Борис Михайлович Филиппов.

Говорить о ЦДРИ — это значит рассказывать о тех замечательных талантливых людях, которые были творческой силой, активом, золотым фондом Дома. Это — Валерия Барсова, Ольга Лепешинская, Иосиф Туманов, Сергей Образцов, Иосиф Прут, Рубен Симонов, Евгений Симонов и многие другие. О некоторых из них — более подробно.

Рассказывать об Ольге Васильевне Лепешинской — и трудно, и легко. С одной стороны, как охватить, стройно и не путаясь в калейдоскопе фактов и событий, подлинно вихревую динамику ее биографии — творческой, профессиональной, общественной, личной? Не каждому это под силу. С другой стороны, именно эта «остросюжетность», отличающая всю ее жизнь, позволяет убедительно и достоверно создать образ этой удивительной личности.

Не зря утверждают, что талантливый человек — талантлив во всем. Она великая балерина? Несомненно. Она великолепный педагог танцевального искусства? Конечно. Она активнейший общественный деятель? Бесспорно. У нее выдающееся ораторское дарование, и не менее уверенно владеет она пером публициста (что называется, «говорит, как пишет»). Прибавьте к этому кипучую энергию в каждой из этих ипостасей, окрашенных к тому же веселым, чуть-чуть озорным юмором, подлинным женским обаянием. Вот такой я узнал Ольгу Лепешинскую. Председателем правления в ту пору была замечательная певица, солистка Большого театра Валерия Барсова. Все сложнейшие заботы по Дому — творческие, общественные и различные другие — с ней добросовестно разделяли два ее заместителя — Ольга Лепешинская и пишущий эти строки. В этой связи я называл Ольгу Васильевну Замша (сокращенное от «заместительница»), на что она немедленно окрестила меня другим материалом для обуви — Шевро.