Книга Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин

Артем коротко изложил суть ситуации. И с каждым его словом Евсевий становился все мрачнее, хотя внешне это было почти незаметно. Ведь он не обратил особого внимания на всю эту историю с Надеждой Загоскиной, предположив, что это был обыкновенный загул по молодости лет. Буйство плоти и ничего более, и об этом можно будет забыть. Понятно, что Артемий придал этому большое значение – с ним это случилось впервые, молодой, до недавнего времени девственник, что он мог о таких вещах знать? В действительности подобное происходило сплошь и рядом (о чем Евсевий, не одно уже десятилетие принимавший исповеди, имел самые исчерпывающие сведения). Но чтобы все зашло так далеко… Мало того что рушились все надежды, которые Евсевий питал в отношении Артемия (а их было совсем немало), вся эта история приключилась еще и удивительно не вовремя. Георгий женится, он, архиерей, скоро может остаться без самого надежного своего помощника – иподиакона и водителя. А такой помощник сейчас, когда строится собор, был ему необходим. На смену Георгию должен был прийти Артемий, и теперь вот это…

– Ну что я могу сказать? – перебил, не дослушивая Дмитриева, Евсевий. – То же самое, что раньше: завязывай с этим.

– Но… Как же? – растерянно спросил Артем.

– Скажи, что все, мол, кончено. А лучше и не говорить, а СМС отправь. И сим-карту свою поменяй. Отрезать, и все!

– Но как же… Ребенок?

– Ребенок!.. Ну что же!.. Будет воспитывать – если, конечно, аборт не сделает. Тогда на ней еще и этот грех будет.

– Но ведь это мой ребенок… – негромко сказал Дмитриев.

– Твой! – недовольно буркнул Евсевий. – Надо еще разобраться, твой – не твой. У таких… девиц еще точно не скажешь, чей он!

Артем замолчал. Он понимал, что здесь и сейчас он должен был либо сдержать свое обещание, либо предать Надю, которой он обещал, что они будут вместе. Он, она – и их дитя. Но внутри него сидел и страх перед будущим: собственная семья, огромная ответственность, новые трудности… И все это в тот момент, когда в его жизни все начинало так замечательно складываться! Церковная карьера даже сейчас, в начальной, по сути, точке, выглядела впечатляюще. А впереди его ждали и научные штудии, и новые административные должности. И, конечно, священнический сан. И сколь бы неофитской наивности не оставалось еще в Артемии, он понимал, что сейчас у архиерея он в фаворе, а в Московской Патриархии нет карьерных перспектив без архиерейского благоволения. Пока он рассчитывал совместить все эти блестящие планы с женитьбой на Надежде, никаких сомнений в его душе не возникало. Но теперь все представало в ином свете…

– Ты сам подумай! – продолжил Евсевий. – Она тебя старше, да еще, говоришь, с ребенком! Это тебя сейчас блудный бес водит, вот тебе и кажется, что любовь, все прочее! Через полгода ты каждую морщинку на ее лице будешь видеть! Сам же и убежишь. Только замажешься в этом дерьме еще больше. И намучаешься еще.

– А как же ребенок? – снова спросил Дмитриев.

– Ну что… Помогать, конечно, можно. Может быть, и нужно. Но семьи у вас все равно не будет нормальной. Так что оставь ее в покое – и сам не дури! И помни: если хочешь в Церкви служить, послужить Богу – то нужно и жить стараться… Соответственно.

Артем чуть слышно вздохнул.

– Но… – попытался он что-то возразить.

– В общем, я тебе сказал, что делать. А решать тебе, конечно. Выбирай: или оставаться в Церкви, или… Или эти все… дела, – последнее слово Евсевий произнес с явным пренебрежением.

Вопрос был поставлен не явно, но очень четко: или церковная – в том числе и церковно-научная – карьера, включая сюда и вожделенный церковно-археологический кабинет, или Надя. Или свадьба, без благословения Владыки, и последующая за ней жуткая неизвестность. Хотя почему же неизвестность? Все как раз вырисовывалось с пугающей ясностью: отсутствие связей, отсутствие поддержки – и необходимость содержать семью, содержать ребенка… Лямка, которую придется тянуть не один десяток лет через мир всеобщей серости и рутины, через болезненное осознание того, что все могло бы быть иначе – ярче, красивее, почетней, в общем – успешнее, во всех смыслах этого слова.

Тень этого грядущего ужаса промелькнула перед Артемом уже в тот момент, когда Надя сообщила ему о своей беременности. Но тогда он не позволил этому вырваться наружу. Стыдно было своего страха, стыдно было отказываться от своего слова… Но теперь тень сгустилась и превратилась в каменный каток, готовый его раздавить. Что же до стыда, то его теперь можно купировать очень серьезным аргументом – владычной волей и обязательным этой воле послушанием.

– Я понял, Владыка, – негромко сказал Дмитриев. – Благословите.

* * *

Надя, сжавшись, молча стояла у окна на кухне своей квартиры. Стояла уже больше часа. К счастью, она была одна – она попросила маму оставить у себя внучку еще на несколько дней, пока хотя бы в общих чертах не решатся столь важные для нее вопросы. Да, хорошо, что дочери не было рядом. В одиночку она как-то справлялась, а вместе с ней могла бы и не выдержать.

Несколько часов назад заходил Артем. Рассказал о своей беседе с архиереем и сообщил, что против воли своего духовного отца он пойти не сможет.

– Прости, но вместе мы быть не сможем… – с видимым трудом произнес он. – Прости.

– Но ты обещал, – тихо, с абсолютным спокойствием, сказала Надя. В тяжелые моменты она умела быть спокойной, даже – удивительно спокойной.

– Да… Но я не могу пойти против Владыки… Он мой духовный отец… Прости! Извини! Не о чем больше говорить!

– Уже не о чем? – чуть иронически спросила Надя. – А как же ребенок?

– Да… Разумеется… Как Владыка и сказал, я, конечно, буду помогать… По мере сил, конечно…

– По мере сил?..

– Да. Я все понимаю, но и ты пойми! По-другому нельзя!

– Почему?..

– Прости! Прости! – выдохнул Дмитриев и выскользнул за дверь.

После его ухода много, очень много мыслей пронеслось в голове у Нади. Была, конечно, и обида, а еще острее обиды было разочарование в человеке, который совсем недавно был для нее героем и идеалом, которого она считала своей ожившей мечтой. Была и обида, даже злоба на саму себя – ведь не такая уж юная и неопытная, и могла догадаться, чем должен закончиться ее роман с таким вот парнем моложе ее… Может быть, все было предопределено? А может, она понимала, что совершает ошибку, но хотела ее совершить? Слишком много вопросов – и слишком мало ответов. А главное, не было ответа на самый важный вопрос: как жить дальше? Ведь понятно, что никакой серьезной помощи в воспитании ребенка он ей оказать не может. А на ней и без того – дочь-подросток и мама-пенсионер. Двух детей она просто не вытянет, и поддержки ждать неоткуда.

Четверо суток Надя провела в раздумьях о том, как поступить. Пыталась молиться, но не получалось. Не получалось вообще собрать свои мысли воедино. А на пятые сутки она, стараясь быть незаметной, зашла в то здание, на плиточной облицовке которого все еще висела антиабортная листовка, которую они с Артемом приклеили несколько недель назад.