Книга Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

Короче говоря, «коалиция» решила нанести удар по Борману, полностью дискредитировав его холуя Заукеля. Это должно было произойти 12 апреля 1943 года в выстроенном по инициативе Гитлера большом доме в баварском стиле под Берхтесгаденом, откуда Ламмерс и его малый штаб управляли делами имперской канцелярии, когда фюрер месяцами жил в Оберзальцберге. Сюда, в зал заседаний, Ламмерс пригласил Шпеера, Геринга, Геббельса и Мильха с Заукелем. «Перед совещанием мы с Мильхом еще раз разъяснили Герингу наши требования, – вспоминал Шпеер. – Он, потирая руки, проговорил: “Я для вас приведу это дело в порядок!” Но нас ждал неприятный сюрприз: в зале заседаний кроме нас появились также Гиммлер, Борман и Кейтель. Плюс к этому у нашего союзника Геббельса на подъезде к Берхтесгадену случился приступ почечной колики, и он […] оказался в специальной передвижной амбулатории. […] Это заседание стало концом нашего союза. Заукель поставил под сомнение наши заявки на 2,1 миллиона работников для всех отраслей производства, указал на то, что благодаря его успешной работе удовлетворены все потребности, и возмутился, когда я обвинил его в намеренном искажении цифр. Мы с Мильхом ожидали, что теперь Геринг потребует от Заукеля объяснений и заставит его изменить политику использования рабочей силы. Вместо этого, к нашему ужасу, Геринг накинулся с нападками на Мильха и тем самым, косвенно, на меня. Неслыханно, сказал он, чтобы Мильх создавал такие трудности. Наш славный товарищ по партии Заукель приложил немало усилий и достиг положительных результатов… Он, во всяком случае, испытывает обязанность поблагодарить его, Мильх же не желает оценить по достоинству успехи Заукеля… Казалось, что Геринг ошибочно поставил не ту пластинку. В ходе продолжительного обсуждения проблемы нехватки рабочей силы каждый из министров, не обладая профессиональными знаниями, старался по-своему объяснить расхождение реальных цифр с официальными данными. Гиммлер совершенно спокойным тоном предположил, что сотни тысяч рабочих, вероятно не вошедших в итоговую статистику, просто умерли. Это заседание оказалось полным провалом: никто так и не прояснил вопрос о дефиците рабочей силы, да и наша замышлявшаяся с широким размахом война против Бормана потерпела фиаско. […] Спустя несколько дней после заседания Мильх высказал предположение, что Геринг изменил свою позицию из-за того, что гестапо получило доказательство его наркотической зависимости. Он и раньше советовал мне обратить внимание на его зрачки. […] Вероятно, наша попытка использовать Геринга против Бормана была обречена на неудачу и по финансовым причинам: Борман […] сделал Герингу подарок в шесть миллионов марок из фонда “Пожертвования Адольфу Гитлеру”…»

Есть ли лучший способ нейтрализовать противников, чем скомпрометировать их, играя на их природной жадности? Мартин Борман в этом деле был специалистом… На самом же деле рейхсляйтеру Борману не было никакой необходимости изобретать нечто особенное, чтобы умалить авторитет Геринга в глазах фюрера: вот уже много месяцев этим занимались советские летчики… Мы помним о взрыве ярости Гитлера при известии о бомбардировке Кёльна 31 мая 1942 года. А с тех пор ситуация в небе над Германией значительно ухудшилась. Двадцать седьмого января 1943 года американские бомбардировщики Б-17[501]впервые совершили дневной налет без сопровождения истребителей. Следующей ночью Королевские ВВС осуществили массированную бомбардировку Гамбурга. Первого марта 250 четырехмоторных самолетов сбросили 600 тонн бомб на Берлин. Третьего марта бомбардировке снова подвергся Гамбург, а 5 марта авиация союзников разрушила город Эссен с его военными заводами…[502]А рано утром 8 марта 1943 года, когда в ставке под Растенбургом Геббельс и Шпеер беседовали у горящего камина с благодушно настроенным Гитлером, поступило сообщение о мощном авиационном налете на Нюрнберг. Гитлер взорвался. Он приказал немедленно разбудить и направить к нему Боденшаца, главного адъютанта Геринга. И устроил генералу ужасный разнос вместо «некомпетентного рейхсмаршала».

А тот в это время уже десятый день отдыхал в Риме, что лишь усилило ярость фюрера. Когда 9 марта бомбардировке подвергся Мюнхен, а 11 марта – Штутгарт, Гитлер не стерпел и приказал Герингу немедленно вернуться.

Он задал нешуточную взбучку рейхсмаршалу, но она не возымела действия, потому что в начале апреля вновь последовали бомбардировки Дуйсбурга, Берлина[503]и Эссена. В мае германские города подверглись еще более массированным налетам американских тяжеловооруженных бомбардировщиков Б-17 днем и английских «Веллингтонов» ночью. Пострадали Дортмунд, Бохум, Вупперталь и Дюссельдорф. А самолетам «Москито» даже удалось с низкой высоты разбомбить завод Цейса по производству оптики в Йене… И всякий раз эти бомбардировки наносили урон промышленному производству и приводили к многочисленным жертвам среди гражданского населения. Система ночной противовоздушной обороны Германии – состоявшая из наблюдательных зон, оборудованных радиолокационными станциями и прожекторами, «линия Каммхубера», по всей длине которой от датской границы до французского побережья были расположены зенитные батареи и аэродромы для ночных истребителей, – оказалась не в состоянии остановить поток летящих на Германию бомбардировщиков. Поэтому немецким летчикам постоянно приходилось создавать новые тактические приемы. Так, оберст-лейтенант Херрман разработал защитную тактику для одномоторных ночных истребителей. Суть ее заключалась в том, что вместо перехвата вражеских бомбардировщиков на пути к цели и от цели при пересечении оборонительной линии ночные истребители стали противодействовать им над самой целью. В свете огня прожекторов и осветительных бомб бомбардировщики были видны так, что их можно было атаковать без помощи радаров. Эта тактика получила наименование «Дикий кабан».

После каждой новой бомбежки фюрер негодовал, а Геринг неловко оправдывался. «Гитлер разговаривает со мной, как с глупым ребенком», – пожаловался как-то рейхсмаршал фон Белову. Пусть так, но это никак не влияло на ситуацию, потому что союзники нападали днем и ночью, задействуя крупные соединения хорошо вооруженных и оснащенных современными радарами бомбардировщиков, в то время как немцы могли противопоставить им лишь слабую зенитную артиллерию и очень малое число истребителей. Все дело было в том, что в немецком планировании по-прежнему царила неразбериха. Мессершмитт требовал разрешить ему производить вместо Ме-109 новый самолет Ме-209, хотя характеристики его уступали возможностям существующих истребителей. ФВ-190 и Ме-109 были прекрасными самолетами, но их из цехов сразу же отправляли на Восточный фронт. К тому же новые самолеты союзников начали превосходить ФВ-190 и Ме-109, а главное, они производились в недостаточном количестве. В частности, по причине нехватки в авиастроении квалифицированных рабочих и инженеров, которых забирали на фронт или переводили на танковые заводы[504]. Мильх энергично возражал против этого, и ему даже удалось убедить Геринга поддержать его. Но сделать они ничего не могли: так распорядился Гитлер…