Книга Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

Готовность к активным действиям и одержимость

Одной из наиболее важных составляющих рождения гениальных личностей, научившихся влиять на мир, являлось их глубокое убеждение в зависимости успеха или поражения исключительно от собственной деятельности. Сильные личности всегда взывали исключительно к собственным внутренним силам, доверяя внутреннему голосу, и рассматривали все происходящее вокруг сквозь призму собственных действий. Окружающее воспринимается победителями лишь как обрамление, декорация к собственному выступлению. Гармонии они достигали, имея дело исключительно с собственным сознанием, к которому приучали окружающий мир. В их восприятии этот мир является данностью, или исходными данными в задаче с множеством неизвестных, собственная же личность – материалом, из которого можно сотворить нечто. Такое отношение к себе почти всегда порождало недовольство собой и делало движение к идее единственным доминирующим желанием, вытесняющим остальные и толкающим на лишения во имя достижения цели.

Среди титанических личностей трудно отыскать успокоенных – гораздо больше в этой среде людей, непрестанно поднимающих планку успеха и боящихся лишь одного – не успеть. Наиболее отличительным качеством всех победителей является их необъяснимая одержимость. Они готовы безропотно обречь себя и своих близких на долгие годы лишений, они научаются перевоплощаться и становиться изобретательными актерами; благодаря бесконечным упражнениям они в совершенстве владеют категорией образа и достигают уникальных способностей предавать анализу даже то, что не может быть проанализировано. Эти способности – результат одержимости, а не данный свыше дар. Одержимость – это тот внутренний стержень, который, пронизывая весь жизненный путь, наполняет жизнь бесконечно важным содержанием, поддерживающим внутреннюю гармонию и толкающим на вечный поиск нового. На практике это означает такую степень увлеченности собственной идеей, когда даже совершая нечто совершенно чуждое и далекое от предмета исканий, человек подсознательно настроен на поисковую волну. Рано или поздно эта волна выносит искателя на счастливый берег правильного решения. На примитивном физическом уровне это правило хорошо просматривается в юношеском периоде жизни Брюса Ли: если он стоял в очереди за продуктами, то непременно давил кулаком в стену, отрабатывая «включение энергии»; если куда-то направлялся, то по ходу отрабатывал боевые стойки; если ожидал кого-то, то приходил черед растяжки, – этот парень был заражен одной идеей, и благодаря этому вирусу сумел стать мастером.

Проблема человеческого общества всегда состояла в том, что большинство людей привыкло жить на поверхности: отсутствие внутренних стремлений, желания выйти за пределы установленных стереотипов и воли заглянуть в суть вещей компенсируется банальной цивилизованностью. Именно нестандартное, небезразличное отношение человека к собственной персоне заставляет его увидеть в мире то, что не в состоянии заметить вечно спешащие современники. В неизменной борьбе за выживание, в стремлении успеть удовлетворить лишь веления инстинктов они не в состоянии углубиться в познание непознанного.

Противоречие «отец – сын»

Несмотря на то что процесс воспитания в большинстве случаев сложно втиснуть в рамки какой-нибудь системы закономерностей, формирование почти каждой из признанных гениальных личностей было в той или иной степени связано с отторжением образа отца. Любопытно, что ситуация не обязательно должна содержать открытый конфликт: на будущее ребенка чрезвычайный отпечаток откладывает неприятие им деятельности или поведения отца как личности, будь даже это чувство тщательно скрываемым и невысказанным. При этом момент самого отторжения не является важным, но после него отпрыск почти тотчас активизирует поиски альтернативной модели построения собственного мира. Каждый ребенок соизмеряет свои перспективы и возможности повторить путь отца, и если он ощущает болезненную неприязнь такой роли для себя, это в совокупности с рядом других факторов может послужить новым мощным стимулом для развития в совершенно противоположном направлении.

Среди наиболее ярких примеров безусловного воздействия негативного восприятия отцовской роли – взаимоотношения с отцами Бетховена и Родена. В обоих случаях крайне негативное отношение послужило мощным толчком для поиска новых идей и движения вперед. Иногда полное отсутствие ориентиров заставляет интенсивно искать новый путь, причем последний порой оказывается настолько действенным, что приводит к неожиданно потрясающему успеху.

Бетховен почти ненавидел отца-алкоголика, подсознательно осознавая скрытый, но безнадежно угасший потенциал спившегося музыканта. Если к этому добавить тот факт, что Бетховен, рано и насильно приученный к труду музыканта, не представлял себе иного ремесла, его стремление достичь успеха вспахиванием нотного поля становится более объяснимым и понятным.

Прозаична история взаимоотношений с отцом и у Огюста Родена. Он всегда испытывал неловкость и острую внутреннюю боль за отца, который, будучи малограмотным забитым провинциалом, обрек сына на долгие нищенские скитания. Поиски Роденом себя затянулись на десятилетия, и всякий раз после очередной неудачи его жестоко подстегивало неугасимое желание перешагнуть отцовский рубеж самореализации. Роден более всего опасался оказаться похожим на безликого родителя с его неспособностью твердо указать путь своему сыну.

Почти схожая ситуация прослеживается и при становлении Ломоносова. Несмотря на любовь и почитание к отцу, вполне успешному по внешним признакам, Ломоносов-сын не мог простить ему выбор другой женщины, ставшей в конце концов между ними. Свое фатальное положение юноша связывал и с неимоверно быстро растущей пропастью между малообразованным родителем и собой, почерпнувшим сокровенную частицу знаний. В какой-то момент он смутно осознал: дальнейшее пребывание в родительском доме не только невыносимо, но и ущербно для его собственной личности, и если отец сделал выбор между ним и мачехой, вывод очевиден: рассчитывать он может только на себя. Ломоносов разорвал круг раз и навсегда – он вычеркнул отца из своей жизни, чтобы двигаться вперед.

Ощутимые противоречия существовали между Александром Македонским и его отцом Филиппом. Александра просто бесили несдержанность и непоследовательность отца, его неспособность следовать разработанной захватнической стратегии без оглядки на обстоятельства и плотские желания. Есть все основания полагать, что Александр искренне считал смерть царя Филиппа расплатой за бездарность в реализации его государственной политики (если считать, что сын был непричастен к заговору против отца). В результате вся жизнь Александра была подчинена лишь успеху военных кампаний и государственных преобразований, усилием воли он оставил далеко на втором плане плотские утехи отца Филиппа. В отторжении царя-отца как полководца – результативность и ярость побед Александра. Он не позволял себе расслабиться ни на миг, ибо опыт отца свидетельствовал, что расслабление может окончиться бесславной смертью. Застывший перед глазами образ родителя заставлял сына-завоевателя идти на самые опасные стычки в бою, на непримиримую борьбу с врагами внутри своего лагеря; и этот образ предопределил и раннюю смерть самого Александра, который так и не научился расслабляться.