Книга Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Незамун начал терять в весе. Статуя в гробнице, которую он велел изготовить, изображала полного мужчину с почти женской грудью и толстыми жировыми складками вокруг живота. Это с давних времен было знаком того, что изображаемому в жизни повезло и что на том свете ничего не изменится. Однако Незамун все менее походил на свою статую в Вечном Жилище. Его жирные щеки обвисли, живот исчез, и вместе с тем исчез как человек прежний жрец-чтец Незамун. Честолюбие, гордость, себялюбие, бесцеремонность — все растворилось под грузом безымянного страха. Он дошел уже почти до того, чтобы признаться Парахотепу в своем преступлении, — покаяние в обмен на прощение. Однако для покушавшегося на жизнь члена царской семьи не было пощады, тут не помогли бы никакие мольбы и уловки. Незамун знал это, и теперь им двигала только одна забота: он должен добраться невредимым до своего Вечного Жилища, и скоро он понял, что для этого ему остается только один путь.

12

Теперь, когда Пиай закончил свое главное творение, работу всей жизни, он внезапно почувствовал, насколько он измотан. Он вставал по утрам, чувствуя боль в спине. Он ходил по палубе взад и вперед, преодолевая судороги в бедрах, и его правая рука иногда так слабела, что он не мог удержать даже бокала с водой. При этом он наслаждался путешествием на ладье, как никогда. Прежнее нетерпение, жажда деятельности отошли от него, он мог часами сидеть у борта и смотреть на темную плодородную землю, на которой уже появлялась нежная молодая зелень всходов. Пальмы слегка наклоняли свои гордые раскидистые кроны, если их касался порыв ветра, потому что царицам деревьев не пристало делать слишком глубокие поклоны. К северу полоска плодородной земли становилась все более широкой, и пустыня отступала иногда так далеко, что можно было подумать, будто ты уже в Дельте.

У Такки было полным-полно вопросов, но она точно чувствовала, когда у Пиайя была охота ей отвечать, а когда он хотел, чтобы его оставили в покое. Она не забыла того, что он ответил на замечание старшего команды, когда они взошли на борт. Было в обычае, что на больших ладьях господа оставались на палубе и там же отдыхали ночью, в то время как слуги в душных нижних помещениях сторожили багаж и должны были спать там же. Когда старший хотел указать Такке проход под палубу, Пиай сказал:

— Это не служанка, а моя жена. Она останется со мной.

Такка почувствовала, что было бы неверным что-либо сказать на это, ибо обычная благодарность была бы неуместна. Она без слов оценила подарок и воздала за него Пиайю особым вниманием. Он назвал ее супругой, и она окружила его заботой, как верная и преданная хозяйка и жена.

Пиай почувствовал это и подумал: «Как просто общаться с этой девушкой, все идет само по себе. Она не принцесса, у которой высокие запросы. Она подчиняется, играет роль, предписанную жизнью, и делает это с полной отдачей и радостью. Сложности бывают у тех, кто хочет вырваться из своего круга, как ты, Пиай. Ты как Единственный друг фараона мог бы получить в жены любую египетскую девушку, но ты предпочел соблазнить первенца Благого Бога, осквернить священную кровь дочери Солнца».

Пиай не ощущал при подобных мыслях ни горя, ни раскаянья, однако сейчас, когда с последней встречи с Мерит прошло много месяцев, он сам удивлялся дерзости и наглости того Пиайя, как будто это был не он сам, а какой-то незнакомец. При этом он знал, что сделал бы то же самое и сейчас, несмотря на все опасности и препятствия, даже ценой собственной жизни. Не было основания этим гордиться, он просто не мог иначе. Как природой дано скарабею катить перед собой шарики из навоза, невзирая на все препятствия, так и ему было предназначено любить Мерит, и этого нельзя было бы изменить, даже если бы она отвернулась от него.

«Я и к этому должен быть готов, — подумал Пиай. — Может быть, она примирилась со своим супругом. Может быть, ее антипатия превратилась в терпимость, потому что она устала оказывать сопротивление. Это было бы понятно, и я должен был бы смириться с этим после столь долгой разлуки».

Так думал Пиай, однако в глубине его души теплилась надежда, что дела обстоят совсем не так. И эта надежда нашептывала ему: «Конечно, она продолжает ждать тебя. Ее тело тоскует по твоему, и присутствие навязанного ей супруга злит ее».

Пиай был скорее склонен прислушиваться к голосу надежды и верить его нашептываниям. Но что будет с Таккой? Она доверилась ему, и он согласился с этим. Пиай оглянулся в поисках спутницы. Маленькая нубийка в солнечный полдень легла под тент и заснула. Ее темная изящная головка покоилась на узле, стройные ноги она подтянула под свое пристойное длинное платье. Она лежала, как спящий ребенок, — хрупкая, доверчивая. Пиай ощущал к ней глубокую приязнь. Она была не только его возлюбленной, его второй женой, но и кем-то вроде дочери, которая окружает отца своей женской заботой, в то время как он защищает и охраняет ее.

— Я должен взять пример с фараона, да будет он жив, здрав и могуч. Он любит Нефертари, не пренебрегая другими женами и наложницами. В любом случае мне легче, потому что весь мой гарем состоит из Такки.

Как будто почувствовав, что он думает о ней, она повернулась, вытянулась, открыла глаза и сдержанно зевнула.

— Я спала?

— Да, моя дорогая, и я смотрел на тебя.

Она поднялась и села рядом с Пиайем.

— Здесь в полдень не так жарко, как на юге.

— В Мемфисе будет еще прохладнее, и, если нам повезет, еще сегодня ты переживешь свой первый дождь.

— Дождь! Я даже не могу себе этого представить. Неужели вода просто течет с неба, как будто кто-то выливает на наши головы несколько кувшинов?

Пиай рассмеялся:

— Нет, все не так просто. Вода в большинстве случаев падает мелкими каплями, и это длится некоторое время, пока ты по-настоящему не промокнешь. В Дельте она льет потоком, и тогда твое сравнение с кувшинами подходит. Я пережил подобное один-единственный раз в окрестностях Она, города Солнца.

— У тебя есть желание мне об этом рассказать?

— Если хочешь слушать.

Пиай рассказывал, а Такка, как завороженная, раскрыв глаза, слушала его. Все это ей казалось похожим на сказку.

Нефертари вернулась из Мемфиса, но в Пер-Рамзесе ничего не изменилось. Рамзес воспринял ее присутствие с холодной вежливостью и в рассеянности. С желчного лица Изис-Неферт не сходила язвительная насмешка, когда они встречали друг друга, а Мерит-Анта, новая жена, выказывала перед Великой Царской Супругой лицемерное смирение и наигранную покорность.

Тотчас после возвращения Нефертари к ней пришел главный советник. Парахотеп, бывший обычно спокойным и уверенным, на этот раз выглядел нервным, беспокойным и после торопливого приветствия тут же перешел к делу:

— Благодарение Хатор, ты вернулась, моя царица! Мы пришли к единому мнению, что нам пора действовать, пока еще не слишком поздно.

— Кто мы?

— Мы — это принц Енам, принцесса Мерит, верховный жрец Хамвезе, Мена, Сети, конечно, я сам и вообще все те, которые хотят блага фараону, да будет он жив, здрав и могуч, и хотели бы, извини, что я это говорю, уберечь его от величайшей глупости. Ты должна будешь заметить, высокочтимая царица, что хеттская принцесса все еще держит его величество в своих когтях, и дело сейчас уже так далеко, что он дарит ей целые области своих владений. Несколько дней назад царь положил мне на стол документ, речь в котором шла ни больше ни меньше, как о том, чтобы передать все поступления от дани с западной части Амурру хеттской шлюхе Мерит-Анта. Когда я скромно возразил, что этого многовато и вообще не хотел бы Благой Бог прежде обсудить дело со своими советниками, на мою голову обрушился весь царский гнев. Что я о себе воображаю, и кто я вообще такой, чтобы сомневаться в его приказе! Впрочем, сказал он, нерадивого советника можно легко сменить. Он уже знает, что не все при дворе ценят Мерит-Анта по заслугам, но в конце концов его третья супруга должна иметь определенные права, и он, царь, для того и существует, чтобы ей эти права предоставить. Что мне было делать? Я поставил печать на договор и считаю, что дело дошло до точки, когда необходимо предпринять меры против этой ядовитой змеи.