Книга Решение номер три - Владимир Михайлов

С той поры я занимался и занимаюсь только своими книгами.

Хотя ещё какое-то время я не смог смирить в себе стремления что-то делать и помимо фантастических романов и повестей. Инерция, видимо, была велика – желание что-то организовать и чего-то добиваться. Такие стремления, как и надежда, умирают не сразу.

Только этим могу объяснить своё участие в создании Всесоюзного Объединения клубов любителей фантастики. Вообще-то и эту организацию можно было бы раскрутить; но нужны были какие-то стартовые деньги, которых не оказалось. Организация умерла естественной смертью вместе с СССР.

Однако и ещё совсем недавно я, как старая цирковая лошадь, заслышав марш, начинал приплясывать и принимал предложения – как потом оказывалось, ничем не подкреплённые.

Но всё это происходило уже в Москве.

7. Антропозой

Я вернулся сюда – к своим истокам – официально в 1990 году, когда ещё можно было без особого труда поменять жильё в Риге на московское. Последнее время, находясь там, я чётко ощущал, в каком направлении идут дела. Это меня и радовало, и огорчало. Радовало – потому, что я всегда считал, что с прибалтийскими странами в конце 30-х годов поступили несправедливо, – хотя с имперских позиций это, конечно, казалось тогда правильным. Огорчало же потому, что, зная этих людей, я не сомневался в том, что они, отделившись, почувствуют себя вернувшимися в 1939 год, словно последующей половины века вовсе и не существовало. И будут вести себя соответственно, руководствуясь эмоциями, а не политическими идеями. Так оно и получилось.

Вскоре после возвращения я закончил повесть, названную «И всяческая суета». Как и более ранним моим повестям такого объёма, «Суете» не повезло. Я писал её по принципу «здесь и сейчас» – фантастический сюжет накладывался на фон горбачёвской перестройки. Работал с удовольствием. Закончив – предложил «Уральскому следопыту», а также журналу, который только-только организовался в Москве; сейчас даже не помню его названия. Прошло время, жизнь стремительно менялась, кооперативы, о которых шла речь в повести, превратились в фирмы, в акционерные общества, а мой текст всё ждал решения своей судьбы. Наконец Виталий Бугров (которого, увы, тоже больше нет с нами) написал мне, что у них повесть не пойдёт. Что же касается московского журнала, то он так и не состоялся – мне просто забыли об этом сообщить. Я огорчился, но время повести, казалось, безвозвратно ушло, и я спрятал её подальше в стол, всё же радуясь тому, что написал её.

Я тут написал: «Время повести». Давно уже пришёл к выводу, что у каждой книги есть своё время – конкретное время, когда ты можешь написать её наилучшим образом. Да, замысел может вынашиваться годами; но чаще всего бывает так (у меня, во всяком случае): замысел вдруг вспыхивает в голове и кажется ярким, глубоким, интересным… Тут бы и броситься за стол и начать работу; но в это время работаешь над совсем другой вещью, или же есть какие-то срочные и важные дела – не литературные, а просто житейские. Так что замысел лишь бегло записывается и начинает ждать своего времени. Проходит время, и наконец возникает возможность реализовать этот замысел; возвращаешься к нему, читаешь записанное, вспоминаешь – и не можешь понять: да что такого я в нём нашёл? Скучно, мелко, абсолютно пустой номер. И записанное летит в корзину. Иногда работа всё же начинается, и лишь написав десятки страниц, вдруг осознаёшь: мне не интересно делать это, и вряд ли кому-нибудь будет интересно читать. И написанное идёт в архив. У меня в столе лежат сейчас, самое малое, три таких начатых и брошенных романа.

Однако это совершенно не значит, что замысел и в самом деле был плох. Был хорош – в своё время. Но оно прошло; успел измениться автор, изменилась обстановка – дома, в городе, в стране, в мире. А замысел остался, естественно, прежним, никаких превращений с ним не произошло. Начни я писать тогда, когда он возник, – книга получилась бы. А фактически за него взялся уже другой автор – другой и по возрасту, и по мыслям, и чувствам.

Хотя бывает и так: проходит ещё время – и замысел снова оживает. Он в прошедшие годы тоже жил какой-то своей внутренней жизнью и теперь оказался готовым стать реальностью.

Нечто подобное произошло и не с замыслом уже, но с готовой повестью, о которой я сказал выше. Прошло три года с лишним – и я вдруг понял, что повесть, перестав быть современной, не умерла, но перешла в другой разряд: стала как бы исторической, поскольку многие характерные черты того времени были в ней запечатлены и сохранились, сатирическая же и публицистическая составляющие замысла и не устаревали. Я решил, что можно снова предлагать её. В московском издательском мире я был, в общем, человеком посторонним – связей, знакомств у меня не было, и я понимал, что войти в него будет делом нелёгким. Хорошо, что это мнение оказалось в немалой мере ошибочным. Уже возникали частные издательства, заинтересованные в фантастике как литературе коммерчески выгодной. Начинали они, как правило, с переводов, но достаточно быстро пришли к выводу, что надо издавать и отечественную фантастику. К счастью, не повторилась ситуация, возникшая в кинематографе, где Голливуду удалось придушить российское кино если и не до смерти, то, во всяком случае, до серьёзного расстройства здоровья. Читатель оказался большим патриотом, чем зритель. И это дало новые возможности многим, в том числе и мне.

Помог Василий Головачёв, с которым мы давние приятели. Человек очень энергичный и умеющий убеждать, он, оказавшись по делам в Нижнем Новгороде, увидел на лотках книжки тамошнего производства – издательства «Флокс». То были переводы. Он пошёл в издательство и предложил там план издания отечественной фантастики, включив туда и мою фамилию. Я получил от издательства приглашение приехать для переговоров и принял его, не задумываясь: положение моё тогда было – в смысле денег – достаточно критическим.

Договорились о переиздании «Сторожа» и «Тогда придите…», я же пообещал написать третий роман этого цикла. Обещание выполнил. А поскольку для нужного объёма следовало дать ещё что-то, предложил им «на подвёрстку» две повести – в том числе и «Суету». Она вошла в получившийся четырехтомник.

«Флокс» был фирмой многопрофильной, издательская деятельность для неё была далеко не основной и достаточно скоро прекратилась. Но успело возникнуть другое издательство – «Параллель», которое выпустило мою книгу «Восточный конвой», составленную из двух повестей: написанной раньше (и вышедшей даже отдельной книжкой в Москве) «Ночь чёрного хрусталя» и второй, давшей название всей книге. Ещё до того я дал рукопись этой второй повести для прочтения в издательство «Эксмо», тоже обратившееся к русской фантастике. Оттуда буквально на следующий день после заключения договора с «Параллелью» позвонили мне, сказали, что повесть возьмут. В соглашении с «Параллелью» не было оговорено, что они приобретают копирайт на какой-то срок, и «Эксмо» сочло, что имеет полное право использовать этот текст. Они издали книгу даже раньше, чем нижегородцы, хотя у последних была хорошая фора.

С тех пор я поддерживаю связь с издательством «Эксмо». С 1996 года по сей день у меня там вышло восемь книг, из них только две – переиздания. За предшествовавшие тридцать три года было издано лишь немногим больше: если не ошибаюсь – двенадцать (переводы не в счёт). Иными словами – по интенсивности работы последние пять лет намного опередили все предыдущие.