Книга Книга и братство - Айрис Мердок

Роуз тоже выглядела постаревшей, или, возможно, он, поскольку был возмушен и раздражен, смотрел на нее сейчас просто как на женщину, вместо того чтобы воспринимать ее как смутное продолжение себя, туманную тень, облачную собеседницу. Он вдруг обрел способность видеть составные части целого. Она слишком коротко подстриглась, открыв щеки и уши, лицо казалось беззащитным и напряженным, матовые волосы были не седыми, но лишены оттенков, как затененная листва. Губы выглядели сухими и запекшимися, в трещинках, хорошенький носик чересчур напудрен. Только ее темно-синие глаза, так похожие на глаза брата, смелые, как кто-то сказал, глаза, не потускнели и смотрели сейчас на него с молчаливой мольбой, вынудив отвернуться. На ней было зеленое шелковистое платье, очень простое, очень элегантное, и аметистовое ожерелье на шее. Платье напоминало то, которое было на ней на летнем балу, ему даже вдруг вспомнилась та музыка, ощущение ее талии под рукой и звезды над оленьим парком. Потом он подумал, что она так оделась для Рива.

— Джерард, не дави крошки на коврике.

— Прости.

Роуз поправила коврик:

— Очень миленький коврик.

— Мой подарок.

— Я унесу все со стола. Рив скоро придет.

Так она убирается ради Рива!

— Полагаю, он захочет выпить. Я тоже выпью шерри.

— Рив любит джин с тоником.

— Тогда и я буду джин с тоником. Не суетись ты с чайником и прочим.

— Мы не можем оставлять все это на столе. Я мигом.

Роуз нашла поднос, стоявший у стены, и принялась переставлять на него посуду.

— Я еще не закончил!

В дверь зазвонили.

— Я открою, — сказала Роуз.

Она вышла в прихожую, оставив поднос на столике. Джерард с чашкой в руке стоял в дверях гостиной. Вошел Рив, обменялся приветствием с Роуз, снял пальто, сказал, что на улице сильный восточный ветер и начинается дождь, так что он предусмотрительно оставил машину у подъезда. Джерард ретировался со своей чашкой, подхватил поднос, бочком пробрался мимо Рива, который входил в комнату, и, ища на кухне бутылку джина, слышал, как Роуз спрашивала кузена новости о детях.

Со стаканами в руке, джин и тоник у Рива и Джерарда, шерри у Роуз, они неловко стояли у камина, словно на званом вечере.

— Рив говорит, нам нельзя задерживаться, столик заказан.

Рив, обряженный в дорогой темный костюм, выглядел массивным, широкоплечим; лицо обветренное, красное, с шершавой кожей; крупные широкие ногти на больших руках, которые он не знал куда девать, были чистые, но обломанные. На пальце красовалось обручальное кольцо. Каштановые волосы тщательно причесаны. Наверное, причесался в машине, а то и у двери, перед тем как войти. Он вглядывался в Джерарда из-под нависших бровей с выражением определенной настороженности. Они часто встречались за прошедшие годы, довольно хорошо знали друг друга и довольно неплохо друг к другу относились. Роуз поймала себя на том, что впервые опасается, как бы Джерард не повел себя с Ривом снисходительно, свысока. Так он обычно позволял себе подобное поведение, а она и не замечала?

Рив оглядел крохотную гостиную, выцветшие драные обои, проступающие на них желтые пятна и не мог скрыть удивления:

— Это здесь жил Райдерхуд?

— Да.

— Роуз говорит, что теперь здесь живешь ты.

— Да, живу.

— Печальная история.

— Да. Печальная.

Рив, прислонясь к небольшой каминной полке, взял серый с пурпурными полосками камешек, который Роуз когда-то давно подарила Дженкину.

— Готов побиться об заклад, что этот камень из Йоркшира.

— О да… да! — воскликнула Роуз. — Он с побережья…

— Я знаю, откуда.

Они улыбнулись друг другу. Рив продолжал держать в руке камешек.

— Как хозяйство? — поинтересовался Джерард.

— Ужасно.

— Я слышал, фермеры всегда так отвечают.

— Роуз говорит, что Кэмбесы ищут дом во Франции. Такое впечатление, что все снялись с места.

— Рив присматривает дом в Лондоне, — пояснила Роуз.

— Действительно? — с приятной улыбкой спросил Джерард.

— Ну да, или квартиру, — сказал Рив. — Дети давно хотят.

Они с Роуз переглянулись.

Раздался звонок в дверь.

Джерард спустился открыть. В лицо ему ударил восточный ветер с дождем, далекие желтые фонари отражались в мокром асфальте тротуара. В свете из открытой двери блестел «роллс-ройс» Рива. Рядом стоял паренек с пакетом.

— Мистер Херншоу? Пакет для вас из издательства.

— А, благодарю… не зайдешь? Это твой мотоцикл? Ехал в такую погоду?..

— О, все в порядке… спасибо. Сейчас повешу замок на мотоцикл, поставлю его к стене вот здесь.

Джерард взял пакет: объемистый и тяжелый. Положил его на стул в прихожей. Вошедший паренек выскользнул из плаща, снял шлем, обнажив копну белокурых волос.

— Заходи… хочешь выпить? Познакомься: Роуз Кертленд, Рив Кертленд. Не знаю твоего имени.

— Дерек Уоллес. Нет, никакого шерри, спасибо. Что-нибудь безалкогольное, если есть.

— Он ехал на мотоцикле из Оксфорда под дождем, — объявил Джерард.

— Да нет, дождь только что начался.

— Все равно, ветер в лицо всю дорогу, — сказал Рив, представив себе эту картину.

— Перекусишь что-нибудь? — спросила Роуз. — А не то горячего супу?

— Нет, правда… просто лимонад или колу, или что-нибудь вроде. Я не могу долго задерживаться, мне еще возвращаться.

— Учишься в Оксфорде?

— Да.

— В каком колледже? Что читаешь?

Роуз на кухне достала апельсиновый сок, хлеб, масло, сыр, разогрела банку супа. Она заметила в прихожей пакет на стуле и поняла, что в нем, поскольку Джерард сказал ей, что ждет гранки. Ей стало не по себе, все было каким-то нереальным. Высокий светловолосый паренек напоминал Синклера. То Регент скребется в дверь, подумала она, а теперь вот это. Господи Боже! Но с Синклером это никак не связано. Нас окружают бесы.

— Этот парень никого тебе не напоминает? — спросил Рив, ведя свой «роллс» в плотном потоке машин вечернего Лондона.

— Напоминает, — ответила Роуз.

— Правда, Невилл не такой худой, нос и рот… нет, не совсем похожи…

— Не совсем.

Конечно, думала Роуз, они не помнят Синклера, не вспоминают, какой он был. Смотрят они когда-нибудь его фотографии? Нет, наверняка нет. Отмахнулись от него. Так оно и должно было произойти. А теперь просто его забыли. Они беспокоились по поводу такой наследственности, не то чтобы чувствовали свою вину, но все же что-то опасное могло передаться, от чего они хотели оградить себя, думать, что они сами по себе, а мы сами по себе. Они не плакали на похоронах Синклера, при виде его изуродованного тела. Они никогда не знали Синклера и никогда по-настоящему не любили его. Может, это было не так уж неоправданно. Он вечно обходился с ними, как с деревенскими родственниками. Они и не ждали, что титул перейдет к ним, но отец слишком скоро последовал за сыном. Вторично повезло. Они не могли не испытывать удовлетворения, когда это случилось. На похоронах им пришлось скрывать радость от столь невероятного и неожиданного поворота событий. Печального, конечно, но для них… удачного, великолепного, для них и их детей и детей их детей.