Книга Во имя справедливости - Джон Катценбах

— Вы не имеете права меня арестовывать! — завопил Фергюсон. — Меня уже арестовывали за убийство этой девчонки и оправдали. А все остальное — бред! Вы не имеете права!

— Сейчас посмотрим! — заявил Браун и поднял револьвер. — Зря ты попался мне в руки, Фергюсон! Теперь тебе крышка!

— Вам не в чем меня обвинить, — рассмеялся в лицо лейтенанту Фергюсон. — В противном случае вы пригнали бы сюда всю полицию штата, а не этого тупого бумагомараку с его идиотскими вопросами. Вы не можете ровным счетом ничего мне сделать, Тэнни Браун! И вы это прекрасно знаете. — Он явно занервничал и напрягся, словно готовясь к драке.

Заметив движение Фергюсона, Браун усмехнулся и сказал:

— Вперед, Фергюсон! Я только того и жду!

— Я никуда с вами не поеду! — заявил Фергюсон. — У вас нет ордера на арест!

— Поедешь как миленький, — сказал лейтенант. — И я отправлю тебя прямиком в камеру смертников, где тебе самое место!

— Никто никуда не поедет! — раздался вдруг чей-то визгливый голос.

Откуда-то из глубины дома возникла бабушка Фергюсона и прицелилась из двустволки в Тэнни Брауна.

— Мой внук никуда не поедет и больше не сядет в камеру смертников! — заявила она.

Тэнни пригнулся и прицелился из револьвера в грудь старой негритянке. В своей белой ночной рубашке она походила на привидение. Волосы были растрепаны. Она шлепала босиком с таким видом, словно еще не проснулась, оказавшись персонажем своего собственного кошмарного сновидения.

— Миссис Фергюсон, — не опуская револьвера, проговорил лейтенант, — положите, пожалуйста, ружье на пол.

— Вы никуда не повезете моего внука! — злобно прошипела старуха.

— Одумайтесь, миссис Фергюсон!

— Сами одумайтесь и оставьте в покое моего внука!

— Не усугубляйте положение, миссис Фергюсон!

— Я ничего не усугубляю. Жизнь такая дрянная штука, что ее ничем не усугубишь. Может, хоть смерть нас успокоит.

— Не надо так говорить, миссис Фергюсон! И не мешайте мне делать мою работу. Вот увидите, все будет хорошо!

— Не заговаривай мне зубы, Тэнни Браун! От тебя одни беды и несчастья!

— Это не от меня беды и несчастья, — негромко проговорил Браун, — они от вашего внука.

— Это все ты и этот проклятый репортер! — прошипела старуха, злобно покосившись на Кауэрта. — Это все из-за него! Жаль, что я его вовремя не пристрелила. Тогда все было бы хорошо.

Журналист промолчал: у старой негритянки были все основания его ненавидеть.

— Вы не правы! — продолжал уговаривать Тэнни. — Это все не из-за меня и не из-за мистера Кауэрта. Вы прекрасно знаете, из-за кого на вас свалилась беда!

Посторонившись, словно не желая попасть под пулю бабушки, Фергюсон воскликнул:

— Убей их, бабуля! Пристрели их обоих!

Лицо у старой негритянки вытянулось от удивления.

— Стреляй, бабулечка! Чего ты ждешь! — настаивал Фергюсон, потихоньку продвигаясь в ее сторону.

Браун шагнул вперед, не опуская револьвера.

— Я давно знаю вас, миссис Фергюсон, — сказал он. — А вы знали мою бабушку и моего дедушку и ходили вместе с ними в церковь. Не вынуждайте меня теперь…

— Вы все давно предали меня! — взвизгнула старуха.

— Убей их! — прошипел приблизившийся к ней внук.

— Заткнись! И стой на месте! — рявкнул на Фергюсона лейтенант.

— Убей их, бабуля!

— Ружье не заряжено! — внезапно воскликнул Кауэрт.

Ему очень хотелось спрятаться или хотя бы броситься ничком на пол, но он был не в силах шевельнуть ни рукой ни ногой.

«А вдруг она где-то раскопала еще пару патронов?!» — в ужасе подумал журналист, но продолжал настаивать:

— Она же истратила на меня тогда свой последний патрон!

— Глупец! — повернулась к Кауэрту старуха. — Откуда ты знаешь, что у меня больше нет патронов? Хочешь проверить это на собственной шкуре?

— Я не хочу в вас стрелять, миссис Фергюсон, — сказал Тэнни Браун, не опуская револьвера.

— А я хочу в тебя выстрелить, Тэнни Браун! Только попробуй тронуть моего внука! Ты заберешь его с собой только через мой труп!

— Вы же сами знаете, что ваш внук — преступник, миссис Фергюсон!

— Плевать! Кроме него, у меня никого нет, и я не отдам его вам!

— Вы хоть видели, как он искромсал ножом ту девочку? — внезапно спросил у старухи Кауэрт.

— Не видела и видеть не хочу!

— И он убил не только ее, — негромко продолжал журналист. — Он убил и других девочек. В Перрине и в Итонвилле. Он убил там маленьких чернокожих девочек, миссис Фергюсон!

— Ничего не знаю ни про каких маленьких чернокожих девочек, — дрогнувшим голосом проговорила негритянка.

— А еще он убил Брюса Уилкокса, — прошептал лейтенант так тихо, словно боялся, что, говоря громко, потеряет самообладание.

— Ничего не знаю. Мне все равно…

— Держи их на мушке, бабуля! — сказал Фергюсон и шмыгнул вглубь дома.

— Я не дам ему скрыться, — предупредил Тэнни Браун.

— Тогда я застрелю тебя или ты застрелишь меня.

Кауэрт видел, как играет палец лейтенанта на спусковом крючке револьвера и как подрагивает в руках у старухи направленная прямо на полицейского двустволка.

В доме повисла звенящая тишина. Ни старуха, ни Тэнни Браун не двигались.

Кауэрт понял, что, если бы полицейский был в состоянии застрелить эту старую женщину, он давно бы уже это сделал. Он убил бы ее, как только она возникла с ружьем наперевес.

У лейтенанта колотилось сердце, во рту у него был какой-то странный, горький привкус. Глядя на старую негритянку, он видел, что она едва держится на ногах, но ощущал ее несгибаемую волю.

«Надо ее застрелить! — уговаривал себя Тэнни Браун, но тут же отвечал себе: — Нет, не могу!»

В проеме двери появился Роберт Эрл Фергюсон. Он был полностью одет — в толстой серой футболке и в высоких кроссовках. В руке у него была небольшая спортивная сумка.

— Ты их еще не убила, бабуля?! — В его голосе уже не было прежней уверенности.

— Уходи! — сурово приказала внуку старуха. — И больше никогда сюда не возвращайся!

— Но бабуля!..

— Никогда больше не возвращайся ни в Пачулу, ни в мой дом. В тебя вселился бес. Я не понимаю, я боюсь тебя. А я-то старалась вырастить тебя хорошим человеком! — с горечью сказала старуха. — Я делала все, что могла. Жаль, что ты не умер ребенком. Тогда мне не пришлось бы выносить такой позор на старости лет. Уходи и больше никогда не возвращайся. Я тебя отпускаю. Это все, что я могу для тебя сделать.