Книга Горящий берег - Уилбур Смит

Сантэн замотала головой.

— Нет! — прошептала она. — Нет!

«Я думаю, нож был украден у какого-нибудь путешественника. Старый мошенник, вероятно, пришел в наш лагерь в надежде на такую же добычу».

Сантэн увидела маленького О’ва, как он сидит обнаженный на корточках с ножом в руке; по его морщинистому лицу катятся слезы радости.

— О Господи, Боже милосердный, нет! — простонала она, но ее глаза продолжали безжалостно следовать по жестоким строкам.

«Однако на втором теле — это была женщина — я нашел более интересный трофей. Она была еще старше мужчины, а ее шею украшало замечательное ожерелье…»

Тетрадь выпала из рук Сантэн; она закрыла лицо руками.

— Х’ани! — воскликнула она на языке племени сан. — Моя старая бабушка, моя старая почтенная бабушка, ты приходила к нам! И он застрелил тебя!

Она начала раскачиваться из стороны в сторону, утробно воя, гортанно — так бушмены выражают горе.

Неожиданно она бросилась к бюро, выдернула ящик и начала рыться в нем, разбрасывая по полу чистые листы писчей бумаги, ручки, палочки воска.

— Ожерелье! — всхлипывала она. — Ожерелье! Я должна удостовериться.

Сантэн схватилась за ручку маленького нижнего отделения и дернула на себя. Ящичек был закрыт. Тогда с помощью небольшого домкрата, лежавшего рядом с инструментами, она раскачала замок и открыла его. Внутри лежала фотография в серебряной рамке: пухлая блондинка с ребенком на коленях — и стопка писем, перевязанных шелковой лентой.

Сантэн швырнула все это на пол и взломала следующее отделение. Здесь лежали пистолет в деревянной кобуре и коробка с патронами. Она бросила их поверх писем, и на дне ящичка обнаружила коробку из-под сигар.

Она подняла крышку. Внутри сверток в полосатом головном платке. Дрожащими руками Сантэн подняла его, и оттуда выпало ожерелье Х’ани.

Сантэн смотрела на него, как на ядовитую змею, держа руки за спиной, и негромко приговаривала:

— Х’ани… о моя старая бабушка…

Ей пришлось зажать рот руками, чтобы не дрожали губы. Потом она взяла ожерелье и держала его, но на расстоянии вытянутой руки.

— Он убил тебя, — прошептала Сантэн, и ее затошнило: она увидела на пестрых камнях засохшую кровь. — Застрелил, как животное.

Она прижала ожерелье к груди и снова принялась раскачиваться и выть, но глаза держала плотно закрытыми, чтобы не давать волю слезам. И все еще сидела так, когда услышала топот копыт и крики слуг, приветствующих возвращение Лотара.

Она встала и покачнулась от нового приступа тошноты. Ее горе было как болезнь, но тут она услышала его голос:

— Хендрик, возьми мою лошадь! Где миссус?

Ее горе стало другим, и хотя руки Сантэн по-прежнему дрожали, она подняла подбородок и в ее глазах сверкнули не слезы, а всепоглощающий гнев.

Она схватила пистолет «люгер» и вытащила его из полированной деревянной кобуры. Щелкнула затвором и увидела, как входит в патронник блестящий медный патрон.

Положив пистолет в карман платья, она вышла из фургона.

Когда она спрыгнула на землю, Лотар пошел к ней и его лицо прояснилось от радости при виде ее.

— Сантэн…

Он остановился, увидев ее лицо.

— Сантэн, что случилось?

Она протянула ожерелье. Оно блестело и позвякивало в ее дрожащих пальцах. Говорить она не могла.

Лицо его отвердело, глаза стали суровыми и яростными.

— Ты открыла мое бюро!

— Ты убил ее!

— Кого? — Он искренне удивился. Потом сообразил: — А, бушменку.

— Х’ани!

— Не понимаю.

— Мою маленькую бабушку.

Теперь он встревожился.

— Что-то не так, позволь мне…

Он пошел к ней, но Сантэн попятилась и закричала:

— Не подходи ко мне, не трогай! Никогда больше не прикасайся ко мне!

И она достала из кармана «люгер».

— Сантэн, успокойся. — Он остановился, увидев пистолет. — Ты с ума сошла? — Он удивленно смотрел на нее. — Дай сюда.

И сделал шаг вперед.

— Ты убийца, хладнокровный убийца, ты убил ее! — Она держала пистолет обеими руками, он запутался в ожерелье, ствол дергался и ходил кругами. — Ты убил мою маленькую Х’ани. Ненавижу тебя!

— Сантэн!

Он протянул руку, чтобы отобрать у нее оружие.

Блеснула вспышка, показался дым, отдача рванула пистолет вверх, и руки Сантэн тоже взлетели вверх. Выстрел прозвучал, как щелчок хлыста, оглушив ее.

Тело Лотара дернулось назад, он повернулся на пятках. Длинные золотые локоны блестели на солнце, как спелая пшеница. Он опустился на колени, потом упал лицом вниз.

Сантэн опустила «люгер» и прислонилась к стене фургона. Хендрик бросился вперед и выхватил у нее пистолет.

— Я тебя ненавижу, — тяжело дыша, кричала она Лотару. — Умри и будь проклят! Умри и проваливай в ад!

* * *

Сантэн ехала, бросив поводья, позволив лошади самой определять скорость и маршрут. Шаса сидел у нее на руках в перевязи, которая облегчала переноску. Она держала мальчика на согнутой руке, и он спокойно спал.

Ветер пятые сутки непрерывно хлестал пустыню, и подвижные пески с шорохом и свистом скользили по поверхности земли, как морская пена по берегу; круглые шары перекати-поля катились по земле, как футбольные мячи. Небольшое стадо антилоп-прыгунов повернулось спинами к холодным порывам ветра, зажав хвосты между ногами.

Сантэн обмотала голову тюрбаном из шарфа, а на плечи набросила одеяло, чтобы укрыть Шасу и себя от ветра. Она согнулась в седле; холодный ветер рвал концы одеяла и играл длинной гривой лошади. Сантэн сощурила глаза, оберегая их от переносимой ветром пыли, и увидела Палец Бога.

Он был еще далеко, едва различимый в насыщенном тусклой пылью воздухе, но торчал в небо, даже при такой погоде видный за пять миль. Именно поэтому Лотар Деларей и выбрал его. Он единственный в своем роде, его невозможно перепутать ни с чем иным на местности.

Сантэн подняла голову лошади и заставила ее пойти быстрее. Шаса во сне заплакал, протестуя против смены ритма, а Сантэн выпрямилась в седле, пытаясь прогнать печаль и гнев, тяготившие ее и грозившие раздавить душу.

Постепенно Палец Бога становился все более заметен на фоне желтого пыльного неба — тонкий каменный столб, устремленный к небесам, с утолщением на самой верхушке, в двухстах футах над равниной, похожим на раздутый капюшон кобры. Вглядываясь в неподвижный камень, Сантэн вдруг ощутила необъяснимый суеверный страх, какой, наверное, охватывал когда-то давно готтентотов, назвавших этот столб «коброй».