Книга Смерть чистого разума - Алексей Королев

он чуть старше меня.

– Вы совершенно справедливо заметили насчёт Толстого, – обратился он ко мне прямо в дверях, разумеется, по-русски и довольно бесцеремонно, не представляясь. – Он – пегвый из русских писателей. Но вы выглядели бы куда убедительней, если бы вместо Толстого назвали Горького. Горький почти во всём равен Толстому, но Горький молод и уж точно заслуживает этой самой премии не менее чем Киплинг.

Горького я тогда не особенно жаловал, как не особенно жалую его и теперь (короткий период в начале десятых годов, когда он казался мне эдаким «русским Ницше», не в счёт), но более всего меня удивила безапелляционность суждения неизвестного мне собеседника. Впрочем, вторую оплошность он тут же исправил:

– Моя фамилия Ульянов. Вашу я слышал уже на диспуте.

Если в тот августовский день 1908 года я отдавал себе отчёт, кем станет для России десять лет спустя этот плотный мужичок в фабричного пошива тройке, я бы, наверное, не поверил самому себе. Разумеется, я слышал о вожде радикальных социал-демократов, слыхал и о его теоретических трудах (правда, ни один так до сих пор и не удосужился прочесть), но, конечно, не знал его в лицо. Не могу сказать, понравился ли он мне или нет: скорее да, чем нет. Была в нём некая исступлённость того редко встречающегося типа, которую можно было даже назвать привлекательной. Как агитатор, он действительно не знал себе равных: я в этом убедился тем же вечером, пока мы не торопясь шли из трактира к нашим квартирам (оказалось, что мы живём по соседству). Сперва Ленин поинтересовался, над чем я сейчас работаю, признался мне, что с большим удовольствием прочёл «Землемера» и «Письма из Рыгаловки» и вообще наговорил мне кучу энергичных комплиментов. Чтобы сделать ему приятное, я задал ему какой-то пустячный вопрос из марксистской теории – кажется, об овеществлении. Марксизмом я никогда не увлекался, но считал себя обязанным поддержать разговор. Что же – пока мы дошли до моего пансиона (то есть не более, чем за двадцать минут) я сделался если не марксистом, что было бы, конечно, уже чересчур, но человеком, твёрдо убеждённым, что рассуждения Маркса о товарном фетишизме как могучем инструменте развоплощения, деперсонификации личности как минимум трудно оспоримы. Ленин сыпал аргументами как на лекции, но в отличие от лектора, не заглядывая в конспект, а обращаясь исключительно к своей памяти, действительно, как многие впоследствии подтверждали, уникальной.

На следующий день он уехал. Это была моя первая встреча с Лениным (о второй, в голодной и страшной Москве 1919-го рассказать ещё не пришло время). Он произвёл на меня, как уже сказал, двойственное впечатление, но наблюдая в годы революции (и не просто наблюдая, а испытывая на себе) все жестокости большевизма, я неизменно вспоминал ту нашу мимолётную встречу в швейцарских горах в 1908 году. Дело тут вот в чём. Однажды…

Конец

Примечания

1

Гражданский кодекс (нем.).

2

Образ (греч.).

3

Рекомендательное письмо (нем.).

4

Шезлонг (англ.).

5

«Сварливая жена хуже дьявола» (фр.).

6

Анамнез, история болезни (фр.).

7

Цыгановедение (нем.).

8

Ввиду того что доктор Веледницкий употребляет в своей речи немыслимое количество латинизмов, их значения приведены в отдельном «Приложении» (прим. авт.).

9

Подробный архитектурный план Ротонды, равно как и полный каталог обеих корвиновских библиотек, парижской и швейцарской, см. у Майендорфа в третьем томе «Corvin. Prophet Prohibited». Жаль, что за хранение этой книги ныне можно уехать очень далеко от моего маленького особняка, поэтому детали пришлось восстанавливать по памяти; надеюсь, она меня не слишком подвела.

10

Уже после революции стало известно, что десятник Каталин после акции запил на две недели, а проспавшись, поплёлся прямиком в полицию. Только невероятным везением Тера, везением, которое изменило ему только в самом конце жизни, можно объяснить, что ему удалось уехать из России в начале лета, в то время как если не его имя, то его словесный портрет был у охранки уже чуть ли не с месяц.

11

Впоследствии выяснилось, что мзда была совершенно ничтожна – от одного до пяти франков с человека, да и то не всякий раз: отказать Николаю Ивановичу в чаевых было проще простого.

12

Много позже я узнал, сколь ошибался инспектор: в регби в Швейцарии начали играть лет за сорок до описываемых событий, и играть весьма успешно. Но к 1908 году игра эта там действительно совершенно захирела.

13

«Каждый должен жить своим ремеслом. – Перемена деятельности – лучший отдых» (фр.).

14

«Помилуйте, моя дорогая, но он абсолютно прав» (фр.).

15

В 1915 году я поднялся на Касл-пик в Колорадо. Это далось мне непросто, но это было исполнением зарока, данного в августе 1908 года в Альпах. Впрочем, по-настоящему горы так меня и не привлекли, и если я и состою здесь членом президиума Всесоюзной секции альпинизма, то только потому, что нужно же где-то состоять, раз общества старых большевиков больше нет.

16

Нынешняя популярность опиатов (равно как и их дороговизна) откровенно меня пугает. Сам я не пробовал кокаин до 1919 года и, признаться, не могу сказать, что жизнь моя протекала хуже и беднее. Впрочем, даже ярые поборники этого снадобья не отрицают, что побочные эффекты весьма велики и опасны. Справделивости ради, во времена моей молодости он был вполне легален: кажется, с ним по-настоящему начали бороться только после мировой войны, первой, разумеется. Однажды я видел как вполне респектабельная дама подарила своему супругу серебряную коробочку для кокаина с монограммой. Говорят, в последнее время кокаин появился в Москве: источник его происхождения мне совершенно неизвестен.

17

Соответственно, франко– и немецкоязычной частей Швейцарии.

18

«Программа кавказской боевой организации Федерал-социалистской партии».

19

Ныне под игрой в «чепуху» подразумевают совсем иное развлечение, совершенно детское: берутся листочки бумаги, на каждом из которых пишут в столбик следующие вопросы или слова:

1 Кто?

2 С кем?

3 Когда?

4 Сделали…

5 Сказали…

6 А под