Книга Культурная революция - Михаил Ефимович Швыдкой

пьяный, дерется, бьет детей, ну и далее, далее, далее. Детали могли различаться, подробности порой уводили в сторону от основной сюжетной линии.

Мои разные посетительницы были объединены общей бедой и доведены до такой степени семейного несчастья, что шли в партийную инстанцию. Зачем шли? У меня нет на этот вопрос простого ответа. Когда мне довелось услышать подобное жизнеописание в первый раз, я сразу предложил моей собеседнице: «Давайте посадим его на пятнадцать суток, пусть посидит, подумает, как жить дальше, может, руки не будет больше распускать…» В ответ раздался не то стон, не то крик: «Да ни за что… Мне и так его жалко…» Только многократно прослушав все это, я вспомнил свой старый юношеский опыт, когда полез в драку с парнем, который, как мне казалось, лупил свою подружку, а в результате я получил и от него, и от нее.

Эти женщины приходили выговориться, выплакаться, может быть, для того, чтобы потом припугнуть своих мужиков райкомом, а не только милицией. Им нужен был кто-то в роли чужой жилетки, потому что все свои уже были мокрыми от слез. По-ученому сегодня эту жилетку назовут психологом, кому-то все равно понадобится священник, но уж точно не министерский чиновник. Мои собеседницы на самом деле не хотели, чтобы их интимная жизнь была предметом государственной заботы. Просто пойти больше было не к кому.

Напомню и то, что всякий выезд за границу требовал характеристики партийной организации, где часто встречалась казуистическая формулировка: «Состоит в браке второй (или третий) раз. Это обстоятельство не может служить препятствием для выезда за границу». Третий развод делал человека практически невыездным. Хотя и были некоторые выдающиеся исключения – только, пожалуй, лишь в среде творческой интеллигенции. Но так или иначе, ты должен был помнить, что твоей личной жизнью будут заниматься государственные органы со всеми вытекающими последствиями.

Любое тоталитарное государство берет на себя функции регулятора духовной и душевной жизни. Именно поэтому ему не нужно ни гражданское общество, ни конфессиональное бытие. КПСС сама себе была церковью, слабеющей от десятилетия к десятилетию, но все же достаточно властно вторгающейся в частную, семейную жизнь граждан. Даже в сладостно застойную, на грани политического анекдота, брежневскую эпоху, когда разрешили относительно свободно дышать в пространстве собственного жилья, а любовная лихорадка перестала означать измену Родине, государство не переставало держать своих граждан в страхе по разным поводам; и по поводу морального облика в том числе. Кроме страха был еще один – вполне материалистический – инструмент укрепления семей – совместные жилплощадь и прописка. Утрата первого и второго очень серьезно влияли на все психофизиологические способности граждан. Впрочем, и сегодня эти обстоятельства являются мощной, разрушающей любые влечения силой.

Но все-таки надо понимать, что за минувшие два десятилетия многое изменилось. Советская статистика, к примеру, никогда не выдала бы парадоксальную и одновременно вполне естественную по нынешним временам информацию о том, что в нашей стране женатых мужчин меньше, чем замужних женщин. Четверть века назад никто не позволял себе говорить о том, что он (она) состоит в гражданском браке. Для наших теоретиков неполная семья – признак трагического неблагополучия общества, а для сотен тысяч женщин рождение ребенка, даже без наличия мужа, – это необыкновенное счастье, дающее новую жизнь и уберегающее от одиночества.

Крепость семьи, счастье людей зависят не от наличия еще одного ведомства, которое сможет освоить любой бюджет, а от смыслов, которыми живет общество. Никакой материальный достаток не заменит жажду жизни, с которой мы появляемся на этот свет и которую важно не растерять в столкновении с превратностями судьбы.

Август 2013

Как заказывать музыку?

Недавно председатель российского правительства Дмитрий Медведев подписал постановление о создании Совета по научным исследованиям, который будет координировать Программу фундаментальных разработок на 2013–2020 годы. Его сопредседателями стали министр образования и науки Дмитрий Ливанов и президент РАН Владимир Фортов. В состав этого Совета в неких пропорциях войдут бюрократы от науки и собственно ученые. Создание подобного совета отражает весьма характерную тенденцию современной жизни: государство в лице представителей профильных ведомств хочет не только контролировать средства, выделенные на инновации, научное и художественное творчество, но и определять направление и содержание этой деятельности. Это относится не только к деятельности РАН и подведомственных ей (во всяком случае пока) научных учреждений, но в целом к творческой деятельности – в гуманитарных науках, культуре, искусстве.

Модель господдержки науки и культуры, которая сложилась в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого столетия, не то чтобы исчерпала себя, но обнаружила изъяны, которые не удовлетворяли ни власть, ни ученых с художниками. Речь не о свободе творчества, которая защищена Конституцией, да и самой природой художественных и научных инноваций, а о более прозаических вещах. Система госзакупок на конкурсной основе, которую начали пробовать почти 20 лет назад, претерпевшая за это время множество модификаций, в сфере творчества оказалась не самой удачной по целому ряду причин. Власть – в лице культурных и научных ведомств – должна была придумывать головоломные бюрократические ходы, чтобы получить возможность финансировать те научные исследования, произведения искусства, которые удовлетворяли бы интересы государства в различных сферах – от оборонной промышленности до кинематографа. Творцы, справедливо настаивая на своей уникальности, старались добиться финансирования своих проектов, обходя все нормативные документах о тендерах, торгах и аукционах. Не собираюсь морочить читателя юридическими умствованиями. Ясно одно: сегодня обнаружилась общая усталость от тендеров на создание патриотических произведений (соревнование в патриотизме – это что-то из Салтыкова-Щедрина), равно как и от вымороченных конкурсов на право заниматься искусством для искусства. Впрочем, всегда довольно сложно понять, где больше патриотизма – в сочинениях Михаила Лермонтова или Нестора Кукольника. Завидую людям, твердо уверенным в том, что искусство принадлежит народу, не исключено, что искусство принадлежит искусству, так же как наука – науке.

Но в любом случае механизм принятия решений о распределении средств вызывает множество вопросов и рождает не меньше проблем. Когда профильный министр или его заместители говорят, что они лучше знают, на что и как выделять финансирование, – в этом, безусловно, есть логика. При одном условии: если определены стратегические векторы развития не только науки и культуры, но собственно страны, народа, государства. Военная (или оборонная, кому как нравится) доминанта советской индустрии предопределила два с половиной безусловно успешных проекта отечественной науки – ядерный, космический, и в известной степени авиационный, которые вытащили многие научные дисциплины, включая биологию, химию и медицину, и одновременно повлияли на качество образования и культуру. Но не надо быть сверхэрудированным историком, чтобы знать: долгое время власти предержащие