Книга Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) - Владимир Хазан

Р заслужил такое обращение. В его годы надо иметь отчетливую визитную карточку. Имеет ее, конечно, и он. Вот она: безжалостный убийца, неутомимый перебежчик из одного стана в другой, честолюбец, ни перед не останавливающийся.

Теперь, говорят, он снова сионист, отлично устроившийся в Палестине, вероятно, топчет в Тель-Авиве своими сапожищами носящую мое имя улицу, – мою почесть, заработанную тяжелым трудом55.

Слова о «неутомимом перебежчике» Рутенберге и легкой смене им политических станов свидетельствуют, конечно, о том, что Грузенберг очень слабо и приблизительно представлял себе того, о ком взялся судить. Коллега Грузенберга по профессии – адвокат Б. Гершун, в своих частично опубликованных воспоминаниях дал ему следующую характеристику:

В Грузенберге жило два человека: один в частной жизни, вне сословных дел и общественных интересов – мягкий, деликатный, добрый, ласковый; другой – боевой адвокат и общественный деятель, резкий, агрессивный, раздражительный, болезненно-мнительный и обидчивый, всюду видящий врагов, исполненный горделивого самомнения и презрения к окружающим его «адвокатской мелкоте» (Гершун 1955:146).

Непримиримо-агрессивно к Рутенбергу, надо полагать, была настроена та вторая натура Грузенберга, о которой пишет Гершун. Странная необъективность приведенного рассказа, сдобренного повторением невесть как дошедших до Грузенберга слухов о том, что якобы происходило на пароходе «Кавказ» по пути из Одессы в Константинополь, может сравниться разве что только с неожиданными обвинениями, которые он предъявил А.И. Гучкову и В.В. Шульгину за принятое теми из рук Николая II отречение от престола. Согласно отчету газеты «Сегодня», в своей лекции, прочитанной в Риге в апреле 1926 г., Грузенберг негодующе высказал по их адресу буквально следующее:

Мне стыдно за Гучкова, и я не понимаю, как мог националист Шульгин решиться поднести царю на подпись акт отречения.

И далее:

Грядущий хам, пришествие которого предсказывали, уже пришел. Он был в вагоне царского экспресса, но в лице не того несчастного, пришибленного человека, который не знал, что ему делать, а в образе поборников монархии, которые подсунули ему акт отречения.

Адвокат-либерал, неожиданно проникшийся монархическими настроениями, даже упрекал тех двоих за то, что они могли бы в момент отречения «подумать и о судьбе бывшего царя и так легко устроить переезд его на автомобиле за близлежащую граничную черту» (Бор. Ор. 1926). Разумеется, все это объяснялось некой, что ли, гуманистической реакцией на последующую трагическую судьбу Николая И, расстрелянного вместе с семьей в ипатьевском доме, но сама по себе трогательная забота Грузенберга о последнем русском самодержце, не очень-то торопившемся проявлять сходные гуманистические чувства по отношению к его единоверцам, достойна всяческого внимания.

В этом он был также резко несхож со своим оппонентом Рутенбергом, который, если верить его собственной статье «Два года назад» («Di varhayt» от 30 июля 1916 г.), 20 августа 1914 г. сделал в своем дневнике такую запись:

Русские генералы дегенерированы и столь же бесталанны, как и русское правительство. Они органически ничего не могут поделать. Русских будут бить, пока народ не организуется, т. е. пока не грянет революция. Она неизбежна. Уже не бомбой, а эшафотом рискует Николай. Чего я ему желаю от всего сердца, он это честно заслужил…

Разбирая данный «одесский эпизод», упоминавшийся выше

А. Рогачевский приводит найденные им в лондонском Национальном архиве донесения английских агентов, в том числе знаменитого Сидни Рейли56, которые были запрошены британской разведкой подтвердить или развеять поступившие на Рутенберга из Константинополя два донесения-доноса. Поскольку речь шла о выдаче ему английской визы, распространявшейся и на въезд в Палестину, эта негативная информация, явно сфабрикованная чьей-то недоброй и мстительной рукой, приобретала для него крайне нежелательный характер. Впрочем, для человека компетентного не составляло особого труда доказать нелепость выдвигаемых против Рутенберга обвинений. С. Рейли, знакомый с Рутенбергом лично, без сомнения, был таким человеком.

Знакомство Рутенберга с Рейли произошло, по всей видимости, в Одессе, где последний выполнял функции английского агента в армии Деникина, снабжая информацией британскую делегацию на Парижской мирной конференции57. Незадолго до того, как дать рекомендацию Рутенбергу, он сам был подвергнут той же процедуре проверки: на него, агента британской разведки, легло подозрение в работе на русских58.

Кроме всего прочего, Рутенберг прислал Рейли свой цитировавшийся выше доклад-отчет Ж. Клемансо. На это прямо указывают некоторые заимствованные из него места в тексте Рейли, да и сам рутенберговский доклад без обиняков назван в нем (см.: Рогачевский 2006: 177)59. Ну и наконец, все вопросы на сей счет снимает сохранившееся в RA письмо самого Рейли, написанное Рутенбергу из Лондона в Париж:

22-го сент 191960

Дорогой Петр Мойсеевич,

Очень Вам благодарен за Ваш доклад. Он мною немного исправлен (грамматически) и разослан во многих экземплярах всем заинтересованным руководящим лицам.

Я удивляюсь, что Вы еще не приехали сюда. Разрешение мною для Вас получено, и Major Langton послана инструкция разъяснить происшедшее «недоразумение» и выдать Вам визу, уничтожив заметку на Вашем паспорте.

Ваше присутствие здесь было бы весьма желательно в настоящий момент.

Весь Ваш,

С.Рейлли

О том же самом – что отметка в паспорте Рутенберга, запрещающая въезд в Англию, ликвидирована и ему выдана виза, Рейли сообщил секретарю У. Черчилля Арчибальду Синклеру61, – со ссылкой на книгу Р. Спенса «Trust No One: (The Secret World of Sidney Reilly» (Los Angeles, 2002) об этом пишет А. Рогачевский (Рогачевский 2006: 178). Однако тексты обоих доносов на Рутенберга в исследованном им архиве не сохранились, и об их авторах, по его словам, «мы ничего не знаем» (там же: 174). По предположению Рейли, первое донесение, с пометкой «Ставка главного командования, I», «is apparently by а very inexperienced British agent and shows complete ignorance of Russian political affairs and personalities» («по-видимому, написано очень неопытным британским агентом и демонстрирует полное незнание российской политики и конкретных лиц») (там же: 174, 176). Что же касается второго, то его копию удалось обнаружить в RA. Приведем этот текст:

В 1903 году инженер Рг вошел в Партию боевой группы Социалистов-Революционеров.

С этого времени Рг стал пропагандировать террор. Затем он сблизился с известным террористом и провокатором Азефом.

В январе 1905 года Рг убил священника Гаппона , как контрреволюционера, затем Рг бежал за границу, где продолжал свою преступную работу.