Книга Дендрофобия - Наталья Горская

– Или сразу застрелится.

– И такое бывает. Наш градоначальник в своём городе месяцами не появляется, вообще никаким своим его не считает. У нас многие чиновники и депутаты вообще НИКОГДА не бывали в «своих владениях» – деревнях и городах, от которых они «выдвигались». У нас мэр какого-нибудь провинциального городишки может фактически жить в Москве, а то и вовсе за бугром. Это только в нашей стране такое возможно. На просторах России не увидишь мэра Лондона или Парижа, губернаторы американских штатов тут тоже не бывают, а наши крупные государственные чиновники сидят в Европе и США безвылазно, обзаводятся там недвижимостью на деньги своих избирателей. Типа, они только ради этого их и выбрали. Какая ж это власть? Так многие мужики в семье себя ведут: он хочет, чтобы его считали главой семьи, но ничего не делает для этого, а только пьяной рожей отсвечивает. Может вообще исчезнуть куда-нибудь на неопределённое время. Чуть что, он лапой по столу хлопнет: «Я тут главный!» и опять в телик уставился или в запой ушёл. Чтоб власть удержать, за неё не воевать, а заниматься ею надо. Но таких и властная жена раздражает, и сам ни в какую не хочет править. Да и не умеет. Чиновники за свои посты держатся не ради власти, а только за оклады и льготы. Если до Ельцина вдруг допрёт, что разбухший и неэффективный управленческий аппарат в стране сжирает почти весь бюджет, но взамен ничего не даёт, и он решит урезать его содержание, то чиновники без сожаления покинут кабинеты. Их там ничего не держит, кроме хорошей зарплаты, автомобиля с мигалкой и бесплатно полученной квартиры с дачей. А за власть они совсем не держатся и, подозреваю, даже не знают, что это такое. Поэтому криминалу они не помеха. Криминал имеет право тратить силы только на устранение сильного и опасного противника, а от этих, про кого я рассказываю, сразу могилой несло, как только у них деньги появились. Сразу было понятно, что деньги их и убьют, так что и пуля не понадобится. Я в людях это очень хорошо чувствую – желание жить, готовность бороться за хорошую жизнь, способность её обустраивать. В них ничего этого не было. Ни один из них ничего не построил, не создал, не организовал – ни одной дороги, ни больницы, ни единого разумного предприятия. У них даже мысли не было, что на те деньжищи, которые к ним в карман хлынули, можно что-то сделать, чтобы после себя оставить. Хотя бы родную школу отремонтировать или для поликлиники оборудование купить. Даже семей нормальных ни у кого не осталось – всё развалили. Хороших жён пропили, детей променяли на пьянку-гулянку, родителей забыли. Страсть к разрушению в таких людях сильней всего. К саморазрушению, в том числе. Одно время царил тут такой весёлый бандит Славик Трубачёв, сколотил состояние больше, чем у всех вместе взятых местных воротил. И в двадцать пять лет загнулся от героина. А я ведь ему, засранцу, в третьем классе пионерский галстук повязывал…

– Я что-то слышала о нём. Заброшенный вычурный особняк стоит в начале улицы Железнодорожников, местами крыша обваливается. Говорят, после него остался. А почему он от героина умер? Я слышала, что его Авторитет убил…

– Да что ж такое… Вот и пальцем не трогал! Авторитет, между прочим, хоронил его за свой счёт. А его люди сразу разбежались, как хозяина убили. Потому что в людях он никогда не разбирался, окружал себя исключительно отморозками. Все свои деньги спустил на героин. Подсел на него сам и баб своих подсаживал, поэтому они ему даже не родили никого. Всё промотал на эту дрянь, влез в такие долги несусветные к наркоторговцам, что им оказалось дешевле его завалить. У него полные шкафы денег дома стояли! Они разоряли тут Торфосбыт, а он при Советах зажиточный был, не чета нынешнему. Так ему сразу грузовик денег подогнали после этого. Я был у него дома, когда он уже деградировал, морду ему бил, чтоб он хотя бы немного опомнился, но было поздно. Он показывал мне эти шкафы с деньгами, плакал и смеялся, что не знает, куда их девать. Сказал, что героин стал принимать только потому, что это самый дорогой наркотик, чтобы было куда тратить эти сумасшедшие деньжищи. Вы понимаете, что за психология в наших людях сидит? Откуда в наших краях настоящий героин? Ведь шмаляются всякой дешёвой синтетикой, наполовину стиральным порошком разбавленной, оттого и дохнут. У него – был. Настоящий! Он этим гордился, как главным достижением жизни. Он верил, что от чистого героина не умирают – вычитал у какого-то американского писателя. Под конец жизни в религию ударился, порывался храм в городе восстановить. На те деньги, что у него были, пять храмов можно было построить заново, но он ничего не сделал. Такие люди не способны что-то создать, потому что всё в них настроено на разрушение. Здесь когда-то было депо, которым даже немцы восхищались. Его взорвать не смогли ни партизаны, ни фашисты, настолько устойчиво построено. Даже сам царь-император тут по перрону прогуливался лет сто назад, когда его поезд ставили на техосмотр. Оборудовано по последнему слову техники! Было. Сейчас-то разворовали всё, что только могли. До Перестройки имелось несколько цехов, в каждом по несколько десятков рабочих. Сейчас осталось пять слесарей. Гайки крутят на сгнивших тепловозах и дрезинах, запчастей нет – заводы по их производству давно умерли, смежные предприятия свёрнуты. Цеха отдали под офисы для начальства. Пятью рабочими командует тридцать начальников. Каждый отхватил себе офис в полцеха, затребовал отдельную секретаршу с кофеваркой, но все первым делом установили себе по телевизору. Работа кипит.

– Я думаю, что это ненадолго. Кто ж будет содержать в условиях рыночной экономики этих бездельников, если они ничего не производят?

– Бюджет. Он в нашей стране – дай бог каждому. Так что, это – надолго. И где Вы рыночную экономику разглядели, если в начале нашего разговора сказали, что попали в феодализм? Как раз при феодализме только такое и возможно.

– Вы тоже замечаете, что никакой рыночной экономики нет? Я давно поняла, что мы куда-то ниже капитализма сползли. Вас это не раздражает?

– Меня? Нет. Меня пока всё устраивает.

– Я думаю, что у нас и информационное-то общество невозможно, если под ним понимать развитое постиндустриальное, с цифровой экономикой, с информационными технологиями в производстве. Где у нас это?

– В том-то и дело, что в России всё всегда получается «по-расейски», на свой лад. Населению из всех атрибутов развитого общества доступен только телевизор, вот они его и пользуют. Призывы не смотреть его или не слушать радио, не читать газеты – не помогут. Если вся страна смотрит «Санта-Барбару», ты невольно будешь в курсе этого. Я вот ни одной серии не видел, но знаю, что такой сериал идёт уже несколько лет, приблизительно представляю о чём – ни о чём. Стандартное содержание многих современных фильмов. Вы можете чего-то не смотреть или не читать – вам в толпе другие расскажут. Информация всюду проникнет, как радиация. Если в воздухе растворить какое-то вещество, люди невольно его вдохнут. Можно, конечно, не дышать, но долго ли человек так продержится?

– Информация сейчас такая, что трудно остаться нормальным.

– Это не главный её недостаток. Хуже всего, что она не даёт информации для жизни и расходится с реальностью. Взять хотя бы детективы, в которых преступление всегда раскрывается, иначе для чего, как говорится, огород городить. В начале фильма или книги совершается преступление, к концу – обязательно раскрывается. Обязательно! Зритель или читатель начинает думать, что правоохранительные органы – это безотказный конвейер по раскрытию преступлений в течение одного часа экранного времени или трёхсот страниц текста. В реальной жизни на это иногда годы уходят.