Книга Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - Виктор Бакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не зря же в «Земле людей», сочиненной Высоцким, можно найти чуть ли не все профессии, хобби и состояния – спортсменов и рекордсменов, самолетных пассажиров, автомобилистов, физиков и лириков, мужской и женский пол; можно услышать город, пригород и деревню, и старые погудки на новый лад. И хотя природа не отпустила ему могучей грудной клетки и выдающегося органа, он озвучил всех нас. И во всех – ломая социальные барьеры – нашел отклик. Кричал и докричался.
И было бы неблагодарно теперь центрифугировать в нем высокое (поэзия, Гамлет) от прочего «высоцкого». Он – законный наследник фольклора подворотни, уличного романса, безымянной блатной лирики. Здесь он нашел дикорастущий жанр городской баллады, пригодный для многого, возделал его терпеливо и получил плод – неповторимый интонационный строй. Отсюда же заимствовал он и первое в цепи перевоплощений – хулигана (старая бродильная закваска российской поэзии). В этом традиционном образе он впервые нарушил вместо Уголовного кодекса общественную тишину и моральное благообразие, продираясь голосом сквозь тупость и твердость согласных, как сквозь кляп во рту.
Об этом бунтующем начале надобно не забывать и тогда, когда, обдираясь о собственное неблагозвучие, он выбился в Гамлет. Странная мысль или просто нахальная: Высоцкий – Гамлет! Память выносит наружу «воспоминаний пестрый сор», и все больше житейский, неотобранный. То какой-то скандал по поводу неурочной отлучки в кабинете главного, исписанном по стенам знаменитыми автографами. А то почему-то Болгарию: на фабрике покупаем дубленки, Высоцкий откладывает: это Севе, это Севиной жене, это Саше… – все какая-то бытовщина, хотя кто еще другой в наше время станет так бесшабашно тратить гонорар и личное обаяние на дружеские дубленки? Но об этом пусть напишут другие.
Гамлет – роль, ставшая жизнью, или жизнь, ставшая ролью. Шекспир и действительность, во всяком случае, сопоставимы в его судьбе. Помимо целой россыпи баллад, в совокупности составивших нечто вроде малой энциклопедии нашей жизни, она сделала его поэтом личной темы, собственной открывшейся «двуликости».
Наверное, не случайно, что он сумел-таки прорваться сквозь строй согласных к гласным, к полногласию:
Я коней напою-у-у,
я куплет допою-у-у,
Хоть мгновенье еще постою-у-у
на краю-у-у…
И громкость, завоеванная врукопашную, стала достоянием звукозаписи и посмертной славы».
Хотя говорят, что мертвых не судят, я не придерживаюсь такого мнения. Я его не сужу, но и не меняю в душе своего решения – это мое право…
Иван Дыховичный
Грешно обвинять, осуждать актеров за недостатки чутья, за традиционность бытовых придирок к «знаменитому» коллеге… Но вместе с тем недостойно человека забывать подлинное положение дел и выдумывать то, чего не было.
Вениамин Смехов
Посмертная казнь – это воспоминания о тебе «лучших» друзей.
Фаина Раневская
Известно, что отношения Высоцкого с коллегами по сцене были, мягко говоря, натянутыми. Одни завидовали его успеху, загранпоездкам, другие считали, что он им «перешел дорогу» на пути к той или иной роли. И это было действительно так: у В. Шаповалова Высоцкий отобрал уже подготовленную роль Лопахина, В. Золотухину и Л. Филатову не дал сыграть Гамлета, не подпустил к роли Свидригайлова И. Дыховичного, были конфликты на этой почве с В. Смеховым…
Высоцкого не стало. Часть актеров, оценив масштабы личности и таланта товарища по сцене, забыли о конфликтах и распрях. Это было, но перестало быть главным. Ни Шаповалов, ни Филатов, ни Смехов не затаили обиду и старались в своих воспоминаниях о Высоцком не касаться прежних конфликтов. По-другому повел себя В. Золотухин, сделав ситуацию вокруг Гамлета основной темой своих воспоминаний и интервью о Высоцком.
Воспоминания И. Дыховичного своеобразны и порой резко отличаются от воспоминаний коллег и друзей.
Они дружили семьями. Дыховичный любит рассказывать о том, как приютил друга с женой, пока строился кооператив на Малой Грузинской: «А жили мы вчетвером в нашей московской квартире. Пока у Марины с Володей строился кооператив, мы прекрасно размещались в четырех комнатах, никто никого не раздражал, все веселились, иногда выпивали» («Неделя», № 33, 1997).
И. Дыховичный поступил в Театр на Таганке почти сразу после окончания Щукинского училища в 1970 году. В театр пришел мало того что талантливый актер, способный петь на стихи Дениса Давыдова, Пастернака и Мандельштама, а еще и профессиональный автогонщик, член сборной Москвы по боксу, зять члена Политбюро… Амбиций полный саквояж! Однако Любимов почему-то не давал ему приличных ролей. Так, что-то по мелочи… Л. Целиковская однажды упрекнула мужа: «Юра, у тебя есть потрясающий артист, которого ты почти не используешь». И так на протяжении многих лет.
Дружба дружбой, а роли врозь…
И. Дыховичный: «А что касается театра, то у нас были очень сложные отношения. В результате мы оба попали на одну роль. Меня все время Петрович приглашал играть его роли. А Володя относился к этому чрезвычайно ревниво. Насколько небрежно он относился к своей поэзии, настолько щепетильно – к своей актерской профессии. Я бы сказал – до неприличия щепетильно. И это был очень сложный вопрос, и меня это тоже очень волновало».
Было несколько стычек… Окончательный разлад произошел, когда начались репетиции «Преступления и наказания».
И. Дыховичный: «И он, и я были назначены на роль Свидригайлова. Но Володя, как видно, поставил условие, что, кроме него, никто репетировать не должен. Любимов же хотел, чтобы на всякий случай я сидел в зале. Когда я сообразил, что на сцену меня не выпустят, то отказался участвовать в такой комбинации. Любимов устроил истерику: “Что за поза?” да “Какое вы имеете право?” А я сказал: “Хорошо, Юрий Петрович, тогда с этого момента я репетирую в очередь”.
Вскоре меня вызвали на прогон, поскольку Володя запил. Я уже стоял за кулисами в ожидании своего выхода, как вдруг услышал топот: это был он, он успел выбежать на сцену вместо меня. Ну, выбежал – ладно. Но Любимов этого НЕ ОСТАНОВИЛ. Тогда я спокойно сел в машину и уехал. А когда меня опять вызвали, то просто послал их на х…, но и Володе сказал, что так не поступают».
Отношения были окончательно испорчены…
В начале 80-го Дыховичный ушел из театра, поступил на режиссерское отделение Высших курсов сценаристов и режиссеров в мастерскую А. Тарковского.
Он поставил несколько удачных короткометражек, а затем фильмы «Черный монах», «Прорва», «Музыка для декабря», после чего заслужил в журналистской среде звание «элитного режиссера», а также «умника, плейбоя и любимца фортуны». Став популярным, он был вынужден давать интервью, в которых обязательно спрашивали о его отношениях с Высоцким. Для исследователя биографии Высоцкого некоторые высказывания Дыховичного о Высоцком в разных интервью выглядят противоречиво и сложно понять – где правда, а где красивая придумка. Например, он подчеркивает, что Высоцкий при нем никогда не пил: «Я должен сказать, и это можно поместить в журнале «Здоровье», что за эти три года нашего очень близкого общения Володя не выпил ни одной рюмки. Абсолютно! И не возникало этой проблемы» (январь 88-го). «Володя жил у меня в доме три года. И все это время он не пил, и я не пил, чтобы его поддержать» (январь 98-го).
