Книга Антироссийская подлость - Юрий Мухин

474. А вот уже упомянутый председатель комиссии Польского Красного Креста Водзинский описывает местность вокруг польских могил в Катыни:

«Район Катынского леса представлял собой целый ряд холмов, между которыми находилась трясина, заросшая болотной травой. По гребнистым возвышенностям тянулись лесистые дорожки, расходящиеся в стороны от главной лесной дороги, идущей в направлении Днепра в сторону так называемой дачи НКВД. Лес был смешанным, хвойно-лиственным… В районе возвышенности, удалённой почти на 300 метров от шоссе, находились массовые могилы польских офицеров».[524]

Понимаете, в этом охраняемом месте, куда никого не пускали, по геббельсовской брехне, не то что тропинки, уже дорожки были натоптаны во всех направлениях. Пионеры-то были народом подвижным…

475. Давайте представим, что в 1990 г. у власти в СССР находились не подонки Горбачёвы и Яковлевы, а порядочные люди. Представим, что в ответ на польские вопли они решили бы для себя ещё раз проверить, кто убил поляков. Они поручили бы это дело ГВП и, естественно, тоже порядочным прокурорам и следователям (а такие в те годы в ГВП ещё были). Что сделали бы эти порядочные прокуроры? Правильно: они бы дали в газетах Смоленска объявление с просьбой объявить себя всем пионерам 40–41 гг., отдыхавшим в пионерлагере Смоленской областной промстрахкассы. Этим людям в 1991-м году было чуть больше 60 лет, и нашлось бы их сотни. И если бы эти пионеры 40-х годов показали, что их пионерлагерь находился не на месте польских могил, то тогда имело бы смысл начать расследование. Но если бы они подтвердили, что лагерь был именно там, то надо было дело немедленно закрывать и не тратить попусту государственные деньги. Поскольку ясно, что все остальные факты, которые будет собирать следствие (если их не фальсифицировать), будут подтверждать одно и то же — поляков расстреляли немцы.

Однако мы знаем, что в 1991 г. Катынское дело поручили в ГВП отъявленным негодяям. Они выехали в Смоленск, и это было вторым пришествием гестапо. Нет, они не стали давать объявлений и искать пионеров 40–41 гг., живших тогда рядом с будущими могилами польских офицеров. Они стали искать ещё живых старух, которые давали свидетельские показания в 1943 г., объявлять им, что Горбачёв уже признал вину НКВД, а значит уже точно установлено, что эти старухи в 1943 г. лжесвидетельствовали. Далее старух предупреждали о 2-х годах тюремного заключения за лжесвидетельство и требовали повторить показания 1943 г. Результат был блестящим.

476. Подполковник Яблоков бахвалится:

«Важным лжесвидетельством стал допрос в НКГБ К. Е. Егуповой. В 1943 г. она якобы показала, будто бы ездила при немцах на эксгумацию катынских могил и убедилась, что трупы польских военнопленных очень хорошо сохранились. Это позволило ей как врачу считать, что они пролежали в земле не более двух лет, а это якобы давало основание подтвердить, что поляков расстреляли немцы. Прокурорам удалось отыскать Егупову, и 17 января 1991 г. она сообщила, что присутствовала на эксгумации захоронений, но к каким-либо определённым выводам о времени расстрела и виновных в нём не пришла. Однако до последнего допроса в январе 1991 г. никому об этом показаний не давала и ничего не подписывала. Откуда появился протокол её допроса, будто бы проведенного сотрудниками НКВД в 1943 г., она не знает. Такая „забывчивость“ свидетелей типична, хотя были и явно сфальсифицированные показания. Например, со слов свидетелей С. А. Семёновой и М. А. Киселёвой в 1944 г. записывались показания о том, что польских военнопленных расстреляли немцы. В ходе же настоящего следствия они заявили, что вообще не давали никаких показаний».

Видите, какой блестящий итог следственной работы? Вот только одно «но». «Прокурорам удалось отыскать Егупову», а мне — нет. Ни в «Справке…» Меркулова и Круглова, ни в проекте «Сообщения Специальной комиссии…», ни в окончательной редакции этого «Сообщения…» нет свидетельницы Егуповой. И, наверное, вполне естественно, что она «не знает», «откуда появился протокол её допроса». Об этом, надо думать, знают только фальсификаторы из ГВП. И свидетельницы С. А. Семеновой ни в одном из этих документов тоже нет. Вы будете смеяться, но в этих документах много Киселёвых, но свидетельницы Киселёвой М. А. не значится. Есть Киселёва Мария, но она в 1943 г. давала показания не о том, как немцы расстреляли поляков, а о том, как немцы избивали её свёкра — Киселёва П. Г. Оцените подлую наглость «прокуроров» из ГВП. Это они так в Смоленске искали свидетелей по Катынскому делу…

477. Вы помните, что на даче НКВД в Катыни располагалась айнзацкоманда немцев, расстрелявшая поляков, а на кухне у них работали три молодые русские женщины и девушки. Вот одну из них, Алексееву A. M., теперь уже 75 лет, допросили в январе 1991 г. славные прокуроры ГВП, и геббельсовцы сообщают об этом так:

«A. M. Алексеева была допрошена работниками НКВД СССР осенью 1943 г. В качестве сотрудничавшей с немцами гражданки она подпадала под действие Указа Президиума Верхового Совета СССР от 19 апреля 1943 г., предусматривавшего суровое наказание, вплоть до смертной казни через повешение. Соответственно она подписала всё, что ей было сказано, и затем повторила это перед Комиссией Бурденко и во время встречи с иностранными журналистами в Смоленске 22 января 1944 г…»

Вот ведь ублюдки! Моя мать оставалась в оккупации и работала учительницей в сельской школе — сотрудничала с немцами. К ней приставал местный полицейский. Когда после освобождения Украины моего отца отпустили с фронта в отпуск повидать семью, он, узнав об этом полицейском, очень захотел с ним встретиться, но тот благоразумно спрятался, и отец его не нашёл. (Слава Богу для меня, а то отправили бы отца в штрафной батальон, поскольку он очень спокоен только до тех пор, пока его не разозлят.) Но обратите внимание — не только к моей маме, которая работала при немцах, как и все, — жить-то надо было на что-то, но даже к сельскому полицейскому у Советской власти не было претензий. Да и как же иначе? Неужели освобождали для того, чтобы повесить? Какой же надо быть сволочью, чтобы написать, что девушкам, которых немцы заставили мыть посуду на кухне, грозила смертная казнь?

Однако геббельсовцы продолжают начатую мысль:

«…Будучи вызвана в военную прокуратуру, она 31 января 1991 г. отказалась от своих показаний. Алексеева заявила, что не видела и не знала ни о каких расстрелах. (См. I. Jazborowska, A. Jablokow, J. Zoria. Katyn. Zbrodnia chroniona tajemnica panstwowa. W-wa, 1998. S. 257–252».[525]

У меня вопрос. Алексеева и в 1943 г. не показывала, что она видела или знала о расстрелах. Она показывала, что видела немцев в крови, слышала выстрелы из леса, видела колонну пленных поляков, которых немцы вводили в лес. Зачем же вы, подонки, спрашивали её об этом? Ведь иного ответа нет — затем, чтобы перед вступлением Польши в НАТО ещё раз показать полякам кровожадность русских и необходимость спасаться от них у ног американцев. Как иначе это понять?

Тем более, что прокуроры ещё раз допросили Алексееву, и юстиции подполковник Яблоков сообщает: