Книга Набоб - Ирэн Фрэн

Но в один прекрасный день Мадек обрел еще одно утешение — в лице дочери. Это была новая привязанность, неизвестная ему доселе любовь, абсолютно не похожая на ту, которую он испытывал к сыну или к слону. Рождение Балтазара удовлетворило его мужское самолюбие — не больше. Сам ребенок вовсе его не интересовал. Маленький, смуглый, молчаливый, он всегда прятался в юбках женщин. А вот малышка Мария Анна буквально покорила его сердце. Девочке было около десяти месяцев, когда Мадек вдруг отметил, что в ней нет ничего индийского: светлая кожа, голубые глаза и удивительно осмысленный, живой, почти насмешливый взгляд.

Все в этом ребенке напоминало о Европе и о Бретани. С того дня он стал обожать ее. Каждое утро он приходил на женскую половину, чтобы справиться о ней, а перед тем, как выступить в поход, брал дочку на руки и говорил: «Мария Анна, моя маленькая, моя дорогая, Мария Анна, помолись Небу, чтобы твой отец вернулся, чтобы глотки пушек не поглотили его. Попроси Святую Деву, чтобы он привез тебе много денег, потому что девочкам нужно большое приданое, и я хочу, чтобы ты была самой богатой в…» Обычно на этом месте он замолкал, не смея добавить «Бретань», и сразу же бежал к Корантену, которому с виноватым видом мальчишки или проштрафившегося мужа говорил примерно следующее: «Ну, мой храбрый и прекрасный Корантен, мой любимый царь слонов, поехали добывать рупии, а потом я куплю тебе новые колокольчики и мы отправимся в Кемпер…» Арджуну все сильнее беспокоило то, что Мадек теперь редко разговаривал со слоном на хинди, а все чаще на французском или бретонском.

— Знаешь, Мадек-джи, у слонов, как у людей, свои привычки, а память у них лучше, чем у нас. Не смешивай языки! Корантен может принять тебя за чужестранца, и тогда он не будет тебя любить. Ты же видишь, после поражения в Дели он уже не так храбр; надо быть к нему внимательным, Мадек-джи!

— Он сейчас в самом расцвете сил, — раздраженно отвечал Мадек. — Ему только двадцать лет, а слоны живут до семидесяти!

— Царственные слоны, особенно белые, не такие, как все остальные, — причитал Арджуна.

Мадек не воспринимал его слова всерьез. Однажды утром он прибежал к Корантену и объявил:

— Мы возвращаемся во Францию!

Арджуна, обтиравший в это время Корантена соломой, попросил:

— Давай отойдем, Мадек-джи. Не следует говорить об этом при нем.

Они удалились в дальний угол стойла.

— Ты окончательно решился, Мадек-джи? — спросил Арджуна.

— Да. Ты отправишься со мной до Пондишери.

— Но я не поеду за Черные Воды.

— Я и не прошу тебя об этом! Я подарю тебе Корантена.

— Никто не знает будущего, — прервал его Арджуна. — Никто не знает… Дхарма!

— Дхарма, — повторил Мадек, думавший в этот момент о своей дочери.

— Будь осторожен, Мадек-джи.

— Чего мне бояться? Нас будет сопровождать эскорт.

— Дхарма! — еще раз проворчал Арджуна. — Подумай, бог Ганеша, покровитель Корантена, может обидеться и создать на твоем пути препятствия, которые раньше устранил! Царственные слоны не желают делить с кем бы то ни было любовь своего господина!

— Делить любовь! О чем это ты, Арджуна?

— Пойдем посмотрим на твоего слона, Мадек-джи. Спроси себя, сможешь ли ты уехать без него за Черные Воды.

Мадек последовал за погонщиком. Он гладил Корантена, играл с его хоботом, говоря ему ласковые слова.

— И что? — спросил он Арджуну перед уходом.

— Дхарма! — ответил погонщик и со вздохами удалился.

Еще год назад Мадек, взглянув на Корантена, сразу же понял бы, что удручает Арджуну. Вот уже две недели глаза Корантена слезились. Но Мадек не заметил этого, чем подтвердил опасения Арджуны: эти слезы, согласно поверью, были предвестием грядущих несчастий, которые должны обрушиться на хозяина белого слона.

* * *

При содействии Угрюма Сарасвати без труда связалась с комендантом Шандернагора. Собрав и проанализировав сведения, полученные от шпионов Угрюма, Сарасвати составила представление об этом человеке: интриган, честолюбец, впрочем, весьма ловок и умеет убеждать, а его приверженность к тому, что он называет «интересами нации», зависит от того, насколько они соответствуют его собственным финансовым интересам. Шевалье намеревался помешать Мадеку покинуть Индию, а следовательно, содействовал тому, чтобы заставить его служить делу Кали. Судя по всему, Мадека, несмотря на поражение при Дели, опять обуревали мечты о славе и почестях. В своих письмах к королю Франции он продолжал требовать для себя патент капитана за то, что оказал нации большие услуги. «Какие услуги? Одни проигранные сражения! — усмехалась про себя Сарасвати. — Этот человек никогда не перестанет охотиться за призраками».

Она была уверена, что сможет приковать его к Индии. Прочитав последние из перехваченных писем, она убедилась, что Франция больше не испытывает ни малейшего интереса к тому, что происходит в Дели. Будет досадно, если эта ситуация затянется, но сейчас ее нужно использовать. От банкиров Калькутты, приверженцев Кали, Сарасвати узнала, что председатель Совета Бенгалии Уоррен Гастингс получил письмо, в котором сообщалось, что король Франции тяжело болен и его придворные пребывают в полной растерянности. «Это обстоятельство можно использовать, чтобы задержать Мадека, — думала Сарасвати. — Как только он окажется в наших руках, мы соблазним его новыми надеждами. Каким бы ни был его новый король, я легко смогу убедить Мадека в том, что его государь мечтает изгнать англичан из Индии. И он это сделает. Под моим руководством. Шевалье, судя по его лицемерным письмам к Угрюму, тоже хотел использовать Мадека для этой цели. Значит, агентам Угрюма будет не трудно добиться того, чтобы Мадек в последний момент лишился поддержки Шевалье, на которую рассчитывал, и не смог пересечь Декан и добраться до Пондишери».

* * *

Мадек отправил свою семью, сундуки и Корантена с караваном в Нарвар. Сам он должен был прибыть туда со своим войском через месяц. Дальше без эскорта ехать было нельзя. Но Шевалье обещал, что из Нарвара в Пондишери Мадека будет сопровождать один из отрядов под командованием Жантиля. Узнав о том, что Мадек едет в Нарвар, джаты решили отомстить ему за измену и перекрыли все дороги, ведущие в Декан. Только одна дорога, казалось, была свободна. Она шла через ущелье и была довольно опасна, особенно один участок, где по обе стороны от дороги стояли крепости. В горах же достаточно было расположить сотню солдат, чтобы не пропустить двадцать тысяч человек. «Тем хуже», — сказал себе Мадек и двинулся вперед. Это было безумием. Но впереди маячила Европа. Добравшись до двух крепостей, Мадек прикрыл свою кавалерию двумя отрядами сипаев и сумел выйти из страны джатов без потерь, или почти без потерь.

Сообщение об этом не огорчило Сарасвати. Она знала, что обещанный Мадеку эскорт в Нарвар не придет.

За время разлуки с семьей Мадек очень истосковался по своей дочурке и Корантену. По прибытии в Нарвар он сразу же поспешил в караван-сарай, где разместились его домочадцы, подхватил Марию Анну на руки и стал целовать: