Книга Путь Никколо - Дороти Даннет

Вот только ни Феликс, ни Николас не вернулись к началу июня. И Тильде оставалось лишь надеяться, что час их приезда не за горами. Она получила новое платье, поскольку все старые сгорели, и даже со вшитым клееным холстом, как у взрослой. Но, разумеется, сейчас матушка не говорила ни о каких мужьях, поскольку мужья означали приданое, а компании сперва нужно было встать на ноги. И хотя временами она казалась бледной и разговаривала очень резко, потому что так много работала, все равно пару дней назад мать сказала ей, что все идет очень хорошо: в точности, как планировал Николас. Тогда Тильда подумала, что стоило бы поговорить с ней о женихах, но вместо этого встала со стула и вышла из комнаты.

У Адорне также говорили о Николасе, но не так свободно, поскольку Ансельм с женой никак не могли прийти к согласию относительно той интриги, которая соединила их с этим молодым человеком. Однако вне дома Ансельм Адорне посвящал этой теме немало времени, в особенности, общаясь с Дориа и Спинолой в генуэзском консульстве.

В банке Медичи Анджело Тани и Томмазо, его помощник, приняли подручных вдовы и оказали им всяческое содействие в том, что касалось новых займов и продления старых кредитов, — в точности, как обещал Николас. Кроме того, время от времени они пытались узнать от Жака и Лоренцо Строцци новости касательно миланского страуса. За новостями о страусе Лоренцо Строцци обращался к младшей сестре Кателины ван Борселен. Судя по последнему письму из Бретани, страус был жив, но не вполне здоров, и его никак не могли отправить в Брюгге кораблем, пока не будет удовлетворен судебный иск.

Гелис ван Борселен, которая последнее время зачастила в Брюгге, нередко появлялась в особняке Адорне, а также на улице Спаньертс, и даже пригласила Лоренцо Строцци в дом своего отца, дабы прочесть ему этот отрывок из письма Кателины. Лоренцо Строцци казался ей слишком угрюмым, но в этом была своя привлекательность. Говорят, он поклялся не жениться до тех пор, пока не откроет собственное дело. Она ждала с нетерпением очередных известий о страусе, дабы поделиться с ним новостями.

Больше из письма Кателины она ничего не прочитала ни родителям, ни Лоренцо. Это было первое послание из Бретани, с тех пор как Николас женился на своей старухе. Но когда Гелис сломала печать, то не обнаружила там ни единого слова о Николасе и свадьбе, потому что, вероятно, ее письмо не попало к Кателине. Равно как и все прочие письма. Должно быть, корабль с почтой затонул.

Придется ей написать обо всем вновь. А теперь еще прибавить последние сплетни касательно загадочного пожара у Шаретти и о том, как Николас сбежал три дня спустя, а теперь еще и исчез сам Феликс де Шаретти. Он не был убит на турнире (как верно заметил Николас, в этом все обвинили бы его), но просто в один прекрасный день уехал из Брюгге, и никто никогда его больше не видел. А за это, разумеется, обвинить Николаса было труднее.

И ведь это тот самый человек, которого они с Кателиной с таким трудом выудили из канала в карнавальную ночь. Не следовало бы Кателине тогда вести его домой. Все-таки она до сих пор не замужем. И если она не будет осторожна, то ее репутация окажется навсегда загубленной, и даже Гёйдольф де Грутхусе откажется от нее. Судя по письмам Кателины, двор в Бретани был ничуть не лучше всех прочих дворов, и герцог Франциск с французским королем делили одну и ту же любовницу, какую-то там Антуанетту. Кателина говорила о ней так, словно видит ее каждый день. Впрочем, должно быть, все лучше, чем прислуживать старой герцогине, сестре шотландского короля, которая была злобной, глуповатой и никак не желала вернуться домой, чтобы там опять выйти замуж, после того как умер ее первый супруг.

Кателина писала, что при дворе полно шотландцев, которые пытаются заполучить остатки приданого старой герцогини, которое так и не было выплачено. Кателина также говорила, что Джордан де Рибейрак как-то раз появлялся при дворе: у него было дело к французскому королю, который задолжал ему денег и во всем полагается на его советы. Кателина писала, что Джордан де Рибейрак часто ездит к побережью, поскольку ведет морскую торговлю. Кателина писала, что ведет себя так, будто они не знакомы, но он все же имел наглость поцеловать ей руку и болтать с ней перед герцогиней, словно никогда не оскорблял ее и не пытался убить Николаса. Кателина просила ее попросить Николаса написать ей.

Какая она дурочка, эта Кателина!

К концу первой недели июня в Брюгге прибыл гонец от управляющего банка Медичи в Женеве с бумагами от Анджело Тани. Он также привез письмо, которое вручил лично Марианне де Шаретти. Оно было от ее супруга Николаса. В письме тот заверял ее, что все в порядке, и Феликс находится вместе с ним. Также он добавлял, что, поскольку они везли с собой деньги, Феликс счел за лучшее поехать в Италию вместе с Николасом, а затем с ним же вернуться обратно. Этот опыт, было там сказано, может оказаться для Феликса полезным Затем следовала подробная информация и предложения по торговым вопросам. Завершали письмо положенные слова прощания. Очень мило. Прочитав сие послание, Марианна де Шаретти тотчас поняла, что Феликс вновь повел себя неразумно, и именно таким образом Николас решил эту проблему. За Феликса она не боялась. Ее терзали те же тревоги, что и Тильду. Феликс в ярости порой мог оказаться опасен.

* * *

Оказавшись без сознания на берегах Женевского озера, Феликс де Шаретти оставался не опасен для кого бы то ни было, в то время пока сочинялось и писалось это любезное письмо его матушке. Также не представлял он опасности ни для кого, кроме себя самого, и в последующие дни, когда пытался сползти с лошади, к которой был привязан, или заставить ее свернуть в сторону. Голова у него по-прежнему болела после удара, полученного в доме Жаака де Флёри. Каким образом Николас вытащил его из особняка, а затем и из Женевы, он по-прежнему не зиял. Драгоценная шкатулка с деньгами, разумеется, хранилась у Николаса Охранники также все были наняты им. Его собственные лакеи сопровождали отряд связанными, в точности, как и их хозяин. Однако путы их были менее жесткими, ибо у них не было, вероятно, ни малейшего желания спасаться бегством, а затем без денег добираться домой. С того самого момента, как он пришел в себя, переброшенный через круп чужого коня, они неслись на юг с такой скоростью, словно по пятам за ними гнался сам дьявол.

Разумеется, Жаак де Флёри послал своих людей, чтобы выручить его. Или, по крайней мере, обратился за помощью к наместникам герцога Савойского. Так что очень скоро их догонят и остановят.

Этого не случилось. Неизвестно, что придумал Николас, однако по пути их так и не нагнал отряд разгоряченных мщением всадников. Когда они, наконец, покинули берега озера и начали подъем в гору, к перевалу, Феликс осознал, наконец, что никто ему не поможет. Если он желал привезти эту шкатулку домой и обнаружить, куда подевались все прочие деньги Шаретти, украденные у него, ему придется действовать самому.

В этот вечер его новый враг почувствовал себя настолько в безопасности, что даже рискнул остановиться на ночь на постоялом дворе. Сидя со связанными руками и ногами на лошади, которую один из охранников вел под уздцы, Феликс проводил взглядом слугу, посланного вперед, чтобы договориться о ночлеге.