Книга Арена - Никки Каллен

— Я не смотрю телевизор, — сказал Снег.

— Я, в общем-то, тоже, если только кино с диска. Что-нибудь старое — «Поющие под дождём», «Звуки музыки», «Забавная мордашка», и вообще мюзиклы: Одри Хепбёрн, Фрэнк Синатра, Фред Астор и Джинджер Роджерс; иногда что-нибудь зловещее: «Гражданин Кейн», фильмы с Белой Лугоси, серьёзное — «Касабланка», «Лицо со шрамом»; я не педик, вы не подумайте, — Луций рассмеялся, откинул капюшон, волосы у него оказались каштановые, взъерошенные, молодой Хью Грант, само совершенство, — моя мама любила такое кино, я на нём вырос, на старом Голливуде…

— А я люблю чёрно-белое, совсем старое, немое… я люблю под него играть, импровизировать на рояле, — сказал Снег; на щеку ему легла снежинка — узорчатая, крупная; Снег поднял голову — снегом уже наполнилось всё небо; Луций взял его чемодан: «я вас на машине отвезу; если вам нужна машина — скажите, но вообще у нас такой маленький городок, что в нем одно удовольствие ходить пешком»; «я не люблю водить, — сказал Снег, — спасибо, тем более в чужих краях; я много курю в машине, отвлекаюсь на музыку по радио, начинаю дирижировать». Ему понравился Луций, но в нём было что-то от Арклоу — тайна; будто он настрадался в детстве, растерял всю способность к ликованию и теперь просто доживает, придумав себе занятия: фотографировать росу и паутину смотреть ледоход и звездопад, держать магазинчик открыток… Машина у него была огромная — джип-вездеход; внутри пахло вишнёвыми сигаретами; «радио? у нас очень милая местная радиостанция; ею владеют молодые люди, два парня и одна девушка, парни в эфире могут обсуждать, куда делось пиво, ведь только что вот стояло под рукой… но музыка отличная — британская в основном; могут саундтрек к «Звёздной пыли» или к «Отелю "Миллион долларов"» поставить на всю ночь… вы же пишете саундтреки?» «да», — ответил Снег; «игра в бисер, — сказал Луций, — о, музыка для меня всегда была самым высоким даром; это как из «Близких контактов третьей степени» — быть человеком, которого заберут инопланетяне»; «а мне нравятся люди, которые умеют готовить…» Луций засмеялся: «я умею»; и они молчали, слушали по радио Kula Shaker и какой-то старый джаз с виниловой пластинки, судя по скрипам; а потом Луций сказал: «есть люди, у которых талантов — как перчаток: они играют на пианино, они читают ноты, они ездят на мастер-классы по психологии, а ещё немножко рисуют и разбираются в артхаусе; и говорят на нескольких языках; они успешные и элегантные; а есть люди, у которых только один талант, но это дар Божий, он доведён до состояния безумия или алмаза, — вот такие люди меня восхищают… вы принадлежите к первым или ко вторым?» Снег смотрел, как комья снега разбиваются о стекло машины — Арклоу был всего лишь цепочкой разноцветных огней, как ёлка в новогодних гирляндах; и думал о Даниэле; думал о Максе; думал об Элайдже Волине — он так и не понял, не смог объяснить начальству, как поймал его: просто шёл по улицам, усталый, запылившийся, было жарко, он всё время покупал и пил кока-колу, в таких крошечных стеклянных бутылочках; а где-то существовала полиция, и она шла по трупам, которые оставлял за собой Волин, пыталась вычислить его маршрут; а Снег словно в какой-то момент стал Элайджей, шёл по следам, будто они отпечатались в асфальте и мерцали, лишь на две минуты позже; это потом отследили по картам, по фотографиям с воздуха; и захотел в туалет, и там был Элайджа… «Я не игрок в бисер, — сказал Снег, — это точно… я просто занимаюсь тем, что у меня получается… больше ничем; даже не пытаюсь; мне всегда хотелось быть следователем; и когда у меня получилось первый раз найти человека, я был в ужасе; оказалось, у меня странный дар: они сами меня находят, я их притягиваю, как кто-то видит призраков, вызывает духов… а когда написал музыку и услышал её в кинотеатре потом, то был… в восторге… но и в том, и в другом случае я чувствовал себя живым, на самой грани». Луций достал сигареты: «"Капитан Блэк", вишнёвые; хотите?» Снег взял. «Простите меня, — сказал Луций, — за этот разговор… я, наверное, очень устал; вот и способен только на философские беседы; вам, может, неприятно?» «ну что вы; за окном снег; поздний вечер; у нас вкусные сигареты; самое время для разговоров о смысле жизни…»

Номер был восхитительным: обитый тёмным деревом, с огромной кроватью в центре, алое бельё, вишнёвый плед, окно на полстены — правда, из-за снега в нём ничего не видно; всюду красные светильники; Снег выключил их все, кроме одного, у кровати, — и окно светилось оранжевым; помылся — ванная оказалась в коричневых и цвета слоновой кости тонах, вода горячая, гели для душа, шампуни, полотенце цвета шоколада, величиной с простынь; и подумал: «а есть ли здесь ресторанчик или кафе?» — хотелось чаю, яичницы, бутербродов; Снег надел чёрную толстовку с капюшоном и рисунком — нотной записью кусочка из «Валькирии» Вагнера, чёрные вельветовые штаны, чёрные кеды; выглянул в коридор — гостиница была вся в дереве, словно викторианский дом, и в фотографиях гор; «здесь всенепременнейше должны буянить пьяные канадцы или скандинавы, как в «Твин Пиксе»; но было тихо. Снег спустился по роскошной лестнице с резными перилами, просто имперской, в холл, обратился к портье: «скажите, а поесть где-нибудь можно?» — старенький портье, разгадывающий кроссворд, кивнул, показал на соседнюю дверь, тоже деревянную, в резьбе; Снег толкнул её — и попал в маленькое кафе — одна его стена была целиком из стекла; «горы, — подумал Снег, — наверное, это как всё время смотреть фильм «Властелин Колец»; но сейчас ничего не было видно, только оранжевый свет: из-за снега; над круглыми столиками с белыми скатертями горели маленькие красные лампы; так красиво и зловеще, будто в замке Дракулы. Подошла девушка-официантка, красивая, темноволосая, в белой блузке, тёмной юбке, на каблучках; Снег сел за столик у стеклянной стены; «здесь довольно холодно», — сказала девушка; «зато зрелище» «это да; но мы привыкли»; снегопад перешёл в бурю. Снег глаз не мог оторвать от завихрений воздуха; потом всё-таки посмотрел меню, выбрал салат из отварной курицы, сладкого цветного перца и кукурузы, стейк и мороженое с шоколадом; и чай — чёрный, с клубникой и сливками; чашку ему разрешили взять с собой в номер — «горничная уберёт утром»; почитал немного, поставил будильник; погасил лампу и слушал бурю за окном: «…значит это что-нибудь? Кто-то мне здесь не рад?…»

— Плохо спали? — спросил Луций; Снег вышел из гостиницы, ошалевший от света, солнца, снега, гор — он проснулся от будильника, постель комком, — и увидел горы — будто летел над ними; задохнулся от красоты. День был солнечным, везде лежал снег и ходили люди с лопатами, собирали снежные кучи, и ездили смешные маленькие оранжевые грузовички, увозившие снег куда-то.

— Не знаю. Пытаюсь вспомнить, что снилось.

— Верите в сны?

— Бывает, что они помогают — увидеть, что вещи не то, чем они кажутся.

— Как Дейл Купер…

Снег поморщился. Луций открыл ему дверь джипа, откинул капюшон, и Снег увидел, что он вовсе не так молод, вовсе не их с Максом возраста: виски у него седые, у глаз морщинки; ему было, наверное, лет сорок при свете дня; Снег был в недоумении: это казалось волшебством — вчера он был совсем мальчишкой… Будто днём он старый король, а по ночам — юный принц; вода, яблоки, кровь, поцелуй — что там в сказках… Снег залез в машину. «Я отвезу вас в мэрию, она же полиция, мы в одном здании сидим, в ратуше, и там же находится редакция местной газеты; познакомитесь с шефом полиции; он хороший человек; родился здесь, здесь и живёт, даже не ездил никуда; знает всё про всех — это очень удобно, когда не понимаешь, какими словами человека уговорить или обругать; я тогда сразу звоню ему, спрашиваю, чем можно шантажировать; он ещё ни разу не ошибался; Аркадий Страуд; и с редактором газеты, думаю, вам непременно следует поговорить — она тоже местная… уезжала однажды, на пять лет, училась в университете; Эсме Патту; у неё память, как у книжного продавца — на все сюжеты: кто, куда, зачем; а вообще у нас редко что случается; ну, напьётся кто из подростков, съедет на машине со склона; у нас полиция в основном как спасательный отряд — на случай обвалов и лавин; и у ребят на лыжной базе своя охрана; преступников искать мы не умеем; вы успели позавтракать?» Снег помотал головой. «Ну вот, за завтрак вы не беспокойтесь, у нас там и чай, и пирог, и кексы, и бутерброды, и грибы жареные — все из дома приносят, и кафе рядом; тут порой одна радость — гастрономическая; предаёмся ей от души»; «вы не толстяк» «я — нет, работа нервная: то снега навалит, людям не пройти, то свет вышибет где-нибудь; а вот мистер Страуд — настоящий хоббит…» Теперь Снег мог рассмотреть город — он был по-прежнему пряничный: красивые старинные домики, дым из труб; дети катаются на санках, лепят снеговиков, играют в снежки — очень много детей, все в разноцветных вязаных шапках, меховых капюшонах, расшитых сапожках; «…школа сегодня не работает из-за снега — малышам сложно по нему идти». Ратуша и церковь составляли единый архитектурный ансамбль — окна-розы, остроконечные башенки; вокруг заснеженные сказочные деревья, на которых развешаны гирлянды; «вечером очень красиво», — сказал Луций; внутри было тепло, пылал камин; простирался широкий деревянный стол — Снег подумал о средневековом замке — так всё и выглядело: на столе лежали подробные карты города и окрестностей с обозначениями; настоящий совет шотландской знати перед битвой с англичанами. Шеф полиции действительно был очень толстый — круглый, румяный, маленький, лысый; не в форме — видимо, уже ничего не застёгивалось, — а в сером свитере, шерстяных брюках; на лице его, яблоке «фуджи», при виде Снега отразилось недоумение; «клетчатый капюшон, — подумал Снег, — столичные следователи так не выглядят»; ему дали чашку чая — огромную красно-оранжевую джамбу; а чай — «Голд Цейлон», крепкий и сладкий; в вазочке лежала куча кексов и печенья — Снег съел в разговоре несколько, — всё свежее, с кусочками фруктов…