Книга Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До Мурманской дороги белые так и не дошли. В селении Сороки они встретились с красными, где им и сдались.
Впрочем, даже если белые и дотянули бы до железной дороги — ничего бы это не изменило. Потому что дальше идти было уже некуда. Известие о том, что Миллер драпанул, достигло Мурманска на другой день и вызвало восстание, в результате которого власть в городе захватил Мурманский революционный комитет. Части генерала Скобельцына, оборонявшие Мурманскую дорогу, ушли в Финляндию — конечно, кроме тех, кто разбежался.
С Северной областью связан и один из самых гнусных эпизодов в истории интервенции — концлагерь в Иоханге.
Тут необходимо небольшое отступление. Что такое по сути концентрационные лагеря? (Точнее, чем они являлись до нацистов?) Это места, куда во время войны власти помещают «неблагонадежных» с их точки зрения людей. Изобрели их на родине демократии, в Англии, во время второй англо-бурской войны (1899–1902). Туда загоняли бурское гражданское население, дабы оно не помогало бурам-партизанам. Существовали они и в Первую мировую войну — тут лидировала Австро-Венгрия, в которой славянское население подозревали в прорусских настроениях. В Гражданскую войну концлагеря были и у красных, и у белых. У большевиков туда отправляли с формулировкой «до окончательного завершения Гражданской войны», у белых — без всяких формулировок.
Разумеется, жизнь в этих «поселениях» нигде не была райской. Но Иоханга выделяется и на этом мрачном фоне. Этот лагерь опередил свое время, потому как являлся именно лагерем уничтожения.
Вот что пишет уже знакомый нам Б. Соколов, случайно оказавшийся в Иоханге уже после бегства Миллера. Замечу, что Соколова никак нельзя отнести к коммунистическим пропагандистам. Большевиков он сильно не любил.
«При самом выходе из горла Белого моря на мурманском берегу — бухта. Кругом голые скалы, ни одного деревца. Постоянные неистовые ветры. Все это заставляло издавна людей избегать этих, как они называли, проклятых Богом мест. Действительно, трудно представить себе картину более безотрадную, наводящую свинцовую тоску на душу, чем Иохангская бухта. Земля здесь особенная, скалистая, и даже в летние месяца только слегка отогревается солнцем. На сотни верст никакого селения. Единственное сообщение с наружным миром путем моря. Но в долгие зимние месяцы только изредка заглядывают ледоколы, застигнутые бурным восточным ветром.
…
Генерал Миллер в середине 19-го года решил обосновать здесь каторжную тюрьму для преимущественно политических преступников. В короткий срок было сюда прислано свыше 1200 человек. Частью это были осужденные военными судами за большевизм, но громадное большинство принадлежало к так называемой рубрике беспокойного элемента, то есть подозреваемого в большевистских симпатиях и в оппозиции правительству… Арестанты жили в наскоро сколоченных досчатых бараках, которых не было никакой возможности отопить. Температура в них стояла всегда значительно ниже нуля. Бараки были окружены несколькими рядами проволоки. Прогулки были исключены, да им и не благоприятствовала погода. Арестантов заставляли делать бесполезную, никому ненужную работу, например таскать камни. Начальником тюрьмы был некий Судаков, личность безусловно ненормальная. Бывший начальник Нерчинской каторги, он, очевидно, оттуда принес все свои привычки и навыки. Он находил какое-то особое удовольствие в собственноручных избиениях арестантов, для каковой цели всегда носил с собою толстую дубину. Помимо всего прочего, он был нечист на руку. Пользуясь отдаленностью Иоханг и от Архангельска и тем, что никакого контроля над ним не было, он самым беспощадным образом обкрадывал арестантов на и без того скудном пайке».
Самое-то интересное, что большевиков на Русском Севере почти и не было. И большинство попавших в Иоханскую бухту были просто те, кто слишком громко высказывал свое недовольство властью. Анкета, проведенная Иоканьговским Совдепом уже после падения Северной области, показывает, что из 1200 арестантов, лишь 20 человек принадлежали к коммунистической партии, остальные были беспартийные.
Один человек туда попал за то, что ввиду недостатка продовольствия попытался организовать в своей деревне общество взаимопомощи. Это сочли «большевизмом». Сажали и за то, что крестьяне предоставляли красноармейцам подводы. А попробуй не предоставь… И так далее.
«Если на Мудьюге был исключительно голодный паек, то на Иоканьге питание каторжан было поставлено так, чтобы заключенных уморить голодом. Заключенному давали на сутки 200 граммов непропеченного хлеба и по консервной банке тепловатой жижицы — подобия супа. Вместо чая ставился ушат кипятку.
На работы, дававшие возможность заключенным вздохнуть свежим воздухом, наряжались только дисциплинарники. Остальные находились взаперти, обреченные на томительное безделье в условиях полярной ночи.
Не иначе, как для ускорения заболевания заключенных цингой, им приказывалось лежать без движения по 18 часов в сутки. Никакие движения и разговоры за 18-часовую ночь не допускались. Малейший шорох или шепот, услышанные стражей, давали повод открывать по заключенным стрельбу из винтовок и пулеметов.
…
Наиболее кошмарным на Иоканьге было пребывание заключенных в карцере, под который был приспособлен заброшенный ледник. Посаженным в карцер не давали ни горячей пищи, ни одеял. Спать было можно только на голой земле. Неудивительно, что редкие из каторжан выдерживали отсидки в карцере, и часто по утрам надзиратели, вместо живых людей, обнаруживали там окоченевшие трупы. Да и в самой тюрьме просыпавшиеся по утрам заключенные находили рядом с собор умерших от цинги, дизентерии или истощения».
(А. Потылицын)
А. Воронцов, сидевший в Иоханте:
«Чтобы ускорить вымирание заключенных, администрация тюрьмы вводила всевозможные "новшества", в хлеб примешивалась карболка, которой дезинфицировали уборные, суп заправляли вместо соли морской водой».
«Из 1200 присланных арестантов 23 были расстреляны за предполагаемый побег и открытое непослушание, 310 умерли от цинги и тифа и только около 100 через восемь месяцев заключения остались более или менее здоровыми. Остальных, я их видел, Иохангская каторга превратила в полуживых людей. Все они были в сильнейшей степени больны цингой, с почерневшими раздутыми руками и ногами, множество туберкулезных и, как массовое явление, — потеря зубов. Это были не люди, а жалкое подобие их. Они не могли передвигаться без посторонней помощи, их с трудом довезли до мурманских лазаретов».
(Б. Соколов)
Стоит ли удивляться, что ВСЕ выжившие заключенные теперь считали себя большевиками? И ведь что интересно, гражданина начальника Судакова арестанты, когда власть переменилась, не прибили сразу, а сохранили живым для предания гласному суду. Не так все просто было в России, не правда ли? Понятное дело, в итоге Судакова расстреляли. По суду. Интересно, считать его жертвой зверей-большевиков или все же не стоит?