Книга Хороший немец - Джозеф Кэнон

— Я не могу заставить документы исчезнуть, — сказал спокойно Джейк.

— Знаю, — сказала она, потирая рукав. — Знаю. Но пусть это сделает кто-то другой, не ты… — Она прикусила нижнюю губу.

— Ты именно этого хочешь?

Откинув голову, она посмотрела на потолок, ища на штукатурке ответ.

— Я? Чего я хочу? Я тут думала, как бы все сложилось, если бы ничего этого не произошло? — Она опустила голову, глядя мимо него, голос ее снова стал постепенно отдаляться. — Чего я хочу? Сказать тебе об этом? Я хочу остаться в Берлине. Это мой дом — даже в таком виде. Хочу работать, может, с Фляйшманом — я ему нужна, ему надо помочь. А потом я буду приходить домой и готовить. Ты знал, что я умею готовить? Моя мама говорила: вот то, что всегда оценит мужчина. — Она внимательно посмотрела Джейку в глаза. — Мы будем ужинать, разговаривать. А иногда — выходить в свет. Разоденемся и пойдем куда-нибудь вместе. На какой-нибудь званый вечер, это будет чудесно, я повернусь, а ты на меня посмотришь, как смотрел тогда в пресс-клубе. Но об этом буду знать только я. Вот и все. Миллионы людей живут так. Обычной жизнью. На такую жизнь ты способен?

Он протянул руку, но она не заметила.

— Не в Берлине, думаю. На такое сейчас даже американец не способен.

Глава девятнадцатая

Место выбрал Гюнтер.

— Не на вокзале. Там все просматривается. А нам нужно учитывать герра Брандта.

— Эмиля? Но я не беру с собой Эмиля.

— Должны взять. Ему нужен Брандт. Вам он на глаза не покажется. — Он встал с чашкой кофе в руках, трезвый как стеклышко, и подошел к карте. — Представьте себе ход его мыслей. Он не может терять его снова. Если вы придете один, чего он достигнет, даже если убьет вас? Брандта у него по-прежнему не будет. А ему нужен именно он. Вы ничего не подозреваете, поэтому он застает вас врасплох и уводит Брандта. Или обоих. Вас на потом. Но встреча должна произойти в том месте, где он не осмелится привлечь внимание. Если он вас там убьет, то потеряет все. Вам нужно подстраховаться именно так.

— Я могу позаботиться о себе сам, — сказал Джейк, дотронувшись до пистолета на бедре.

Гюнтер повернулся, на его лице расплылась улыбка.

— Ага, значит, это правда. Американцы так говорят. А я думал, только Карл Май. — Он посмотрел на книжную полку. — Но в реальной жизни это глупо, думаю. В реальной жизни обеспечиваешь себе защиту.

— Где? Я по-прежнему вынужден делать это один. Я никому не могу доверять.

— Мне вы доверяете?

Он поймал взгляд Джейка и, чуть смутившись, повернулся к карте. — Тогда вы будете не один.

— Вы собираетесь меня прикрывать? Я полагал, что вы…

— Кто-то же должен. Во время полицейской операции всегда используют напарника. Двое — это мышеловка. Один — сыр. Другой — пружина. Щелк. — Он щелкнул пальцами. — Он полагает, что застанет вас врасплох, но врасплох застану его я. В противном случае… — Он помолчал, размышляя. — Но нам нужна подстраховка.

— В Берлине нет мест с такой подстраховкой.

— За исключением завтрашнего дня, — сказал Гюнтер. — Мне вдруг пришло в голову использовать американскую армию.

— Что?

— Как вы знаете, завтра парад всех союзников. Поэтому мы устроим встречу вот здесь, — сказал он, поставив палец на Унтер ден Линден.

— В русской зоне?

— Герр Гейсмар, даже русские не будут стрелять в вас на виду у американской армии. — Он пожал плечами. — Очень хорошо. — Передвинул палец влево, мимо Бранденбургских ворот. — Трибуна для гостей будет здесь, в британской зоне.

— Едва.

— Неважно, пока там будет армия. Итак, напротив гостевой трибуны. Стойте в толпе.

— Если я буду настолько прикрыт, с какой стати я пойду с ним?

— Он вполне может ткнуть пистолетом вам в спину. Незаметно, но убедительно. Я бы так и сделал. «Спокойно, не дергайся», — произнес он тоном полицейского. — Так обычно и делается.

— Если русские играют именно так.

— Сыграют. Я намерен предложить им это. — Он отвернулся от карты. — Проблема в том, что мы его не знаем. Если бы мы только знали, кого ждать. А теперь будем гадать до последнего момента: его преимущество — внезапность. Капкан поставить можно, но при наличии внезапности — это не гарантия. Гарантия — логика.

— Знаю, давайте проанализируем еще раз. Что-нибудь нашли в персилшайнах? — сказал Джейк, посмотрев на стол.

— Нет, ничего, — хмуро сказал Гюнтер. — Но мы явно что-то упустили. У преступления всегда есть логика.

— Если бы у нас было время ее искать! Я потерял все нити. Последняя оборвалась со смертью Сикорского.

Гюнтер покачал головой:

— Нет, есть что-то еще. Должно быть. Знаете, я все думал о Потсдаме, о том дне на рынке.

— Мы знаем, что это был он.

— Да, но почему в тот день? Суть в этом, в «когда». Случилось такое, что заставило его нанести удар именно в тот день. Почему не раньше? Если бы мы знали, что…

— Вы не сдаетесь, правда? — нетерпеливо спросил Джейк.

— Задача решается именно логически, а не так. Ловушки. Пушки. — Он махнул рукой в сторону книжной полки. — Дикий Запад в Берлине. Знаете, мы все еще можем…

— Что? Ждать, уберет он меня или нет, пока вы анализируете ситуацию? Теперь уже слишком поздно. Мы должны все закончить, пока он не предпримет новой попытки.

— Это логика войны, герр Гейсмар, а не полицейского расследования, — сказал Гюнтер, отходя от карты.

— Ну, я ее не начинал. Боже, я всего лишь хотел написать статью.

— Тем не менее все так, как вы говорите, — сказал Гюнтер, беря со стола траурный галстук. — Если начал, доводи дело до конца. — Он стал пропускать галстук под воротником рубашки, не глядя в зеркало. — Будем надеяться на вашу победу.

— У меня хороший помощник и поддержка армии США. Победа будет за нами. А потом…

Гюнтер хмыкнул:

— Да, потом. — Он посмотрел на галстук и распрямил концы. — Потом у вас будет мир.

Вторая половина дня на квартире просто вымотала, а ужин оказался и того хуже. Лина раздобыла капусты, смешала ее с армейской говяжьей тушенкой, выложила все это разваренной массой на тарелку, и они тыкали вокруг нее вилками. Только Эрих ел с аппетитом. Его наблюдательные, как у Ренаты, глазки перебегали с одного угрюмого лица на другое, но и он молчал, очевидно, привыкнув к безмолвным трапезам. Эмиль, узнав, что его завтра передадут, воспрял духом, но затем опять мрачно затих и провел большую часть дня лежа на кушетке, прикрыв глаза рукой, как заключенный, лишенный прогулок. Эрзац-кофе был слабым и горьким — исключительно предлог посидеть за столом подольше, пить его было невозможно. Появлению Розена все обрадовались. Все лучше, чем звяканье ложечек.