Книга Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер

Глава 47

Еще не совсем рассвело, а телега, к моему облегчению, успела проехать несколько перекрестков и свернуть налево. Даже и тут я не решился поверить, что опасность миновала, однако положил голову на тюк и задремал, то и дело просыпаясь от тряски, пока большой воз, по утреннему холоду» пересекал неровное возвышенное пространство. Часа через два-три телега остановилась, и я услышал переговоры кучера и сопровождающего — они ставили колеса на тормоза. Движение потихоньку возобновилось, телега начала крутой спуск, я выглянул из-под дерюги и увидел беленое здание пивной и ряд низеньких каменных домиков. Мы въехали на булыжную мостовую, и мне стало ясно, что впереди город и нужно стеречь случай. На повороте телега потащилась шагом, и я, никем не замеченный, потихоньку выпрыгнул, оберегая поврежденную ногу.

Я оказался на главной улице, которая ныряла со склона к мосту. В ранний час народу вокруг было мало, но по запаху свежего хлеба я нашел пекарню, где разменял полсоверена, купив булочку и на полпенни молока. Внизу, у моста, находился большой постоялый двор, и я, понимая, что чем дальше от Квиггов, тем безопаснее, решился на смелый шаг. Подождав во дворе, пока из конюшни не вышел конюх, я спросил его, не ходит ли отсюда в ближайший город к югу почтовая карета.

Он уставился на меня, а затем отозвался:

— Да, но не за так.

— Мне нужно сегодня добраться до Йорка. Я слышал, мой отец очень занемог.

— Семь шиллингов за наружное место.

Я показал ему сдачу с полусоверена, и он удивленно в меня всмотрелся:

— Карета отъезжает через час. Билет покупать там.

Я купил у сонного клерка билет, и кучер разрешил мне умыться во дворе у насоса. Остерегаясь привлечь к себе еще больше внимания, я не пошел в комнату для пассажиров, а остался во дворе — смотреть, как готовят карету. Одна из горничных увидела, как я прохаживаюсь, похлопывая себя по бокам, и потихоньку вынесла мне чашку горячего кофе.

Когда подошло время садиться, из гостиницы потянулись другие пассажиры, ругаясь из-за раннего отбытия — мне казавшегося опасно поздним. Обнаружив, что я единственный внешний пассажир и буду всем встречным бросаться в глаза, я испугался, но, когда мы выехали за двор, прогромыхали по мосту и стали взбираться на противоположный холм, вновь ободрился. Путь лежал снова через поросшие вереском торфяники, и меня начало трясти от холода. Заметив это, кучер пригласил меня под прикрытие своего теплого сюртука, и я вдвойне был благодарен ему за возможность не только согреться, но и спрятаться. По пути нам встретилось, собственно, лишь несколько тележек, длинный ряд вьючных лошадей, которые везли шерсть на ярмарку, и, наконец, встречная почтовая карета (наш кучер приветствовал ее кучера одним лишь взмахом локтя).

Через час с небольшим мы достигли края вересковой возвышенности и стали спускаться, но и тут дорога оставалась пустынной, что меня встревожило, поскольку лучшим способом скрыться было замешаться в толпу. Тем не менее я, привалившись к кондуктору, заснул и больше ничего не помню до той минуты, когда он разбудил меня, принявшись искать свой рожок, чтобы дать долгий сигнал.

При других обстоятельствах я получил бы большое удовольствие от нашего шумного въезда в Йорк, однако сейчас предпочел бы выйти где-нибудь в предместье. Как бы то ни было, эта услада досталась мне помимо воли, я оказался внутри главного городского постоялого двора, и тут оправдались мои худшие опасения: в тот миг, когда конюх схватил под уздцы переднюю лошадь, мне бросились в глаза двое мужчин, стоявшие в нескольких ярдах от кареты у двери столовой, и один из них, к моему ужасу, был Квигг.

Он был поглощен разговором с незнакомцем (одетым в гетры, вельветовые бриджи, фетровую шляпу и грубый сюртук возчика) и едва скользнул взглядом по проехавшей мимо карете. Он не ожидал, что я прибегну к такому способу передвижения, поскольку ничего не знал об имевшемся у меня полусоверене.

Кондуктор спрыгнул с козел и обратился к конюху, я же оказался бы на виду у Квигга, если бы не объемистая фигура кучера, все еще отгораживавшая меня от моего врага.

Пришлось примерзнуть к месту и слушать находившегося в двух шагах Квигга.

— Я гонюсь за малолетним воришкой, — объяснял тот. — Он дал деру прошлой ночью, утром я с моими ребятами шел по следам до большой дороги, а там его, видать, кто-то подвез: собаки потеряли след. Старшего сына я отослал с собаками домой, а сам с младшим отправился верхом. Сын дал крюк через Хоумби, а я поехал через Спентбридж, мы ведь не знали, какой он выберет путь. Здесь у меня назначена встреча с сыном, и, если он не поймал шельмеца, мы, скорее всего, поищем его здесь, а после полудня двинем в Селби. — Названный им город был ближайшим крупным населенным пунктом на большой дороге к югу. — Он, верно, побежал на юг, а стало быть, Селби не минует.

Возчик что-то ответил, но на таком отчаянном диалекте, что я не разобрал ни слова.

Квигг в ответ описал мою внешность и добавил:

— Вы уж не упустите мошенника; предупредите еще и других парней, и сторожа при воротах, ладно? А если отловите, то не выпускайте и пошлите мне весточку.

Возчик как будто согласился и задал еще какой-то вопрос.

— Ну да, накидка, — ответил Квигг. — Но мало того, он и сам-то по себе беглый подмастерье. Облапошил своих друзей, что заплатили за его обучение, а хуже всего — меня, я ведь не месяц и не два учил его ремеслу.

Я оценил хитрый ход Квигга — выставить меня беглым подмастерьем; я лишался защиты со стороны закона, и Квигг мог обратиться за помощью к властям.

Тут Квигг окликнул кондуктора моей кареты, и я с испугом понял, что еще несколько секунд, и я буду обнаружен. Тем временем кучер закончил собирать пожитки и встал. За его плотной фигурой я, как мог несуетливо, сошел с козел по ту сторону от Квигга и, справившись с искушением оглянуться или припустить бегом, покинул двор через арочный проезд.

На улице я ускорил шаги, перешел на бег, нырнул в один переулок, другой, третий. Судя по тому, что я подслушал, стало понятно: до наступления тьмы нужно оставаться в городе, путешествовать придется ночью, на дорожных заставах показываться нельзя. Слоняться по улицам тоже было небезопасно. Но живот у меня подвело от голода, и я купил все же небольшую буханку хлеба (от денег Стивена после этой покупки осталось два шиллинга и девять пенсов), а затем повернул к реке, к беднейшим городским кварталам.

Наконец мне бросилось в глаза то, что я искал: заброшенный извозчичий двор с рядом пустых строений, выходивший в тихий проулок. На дверях висели замки, однако одна дверь, ветхая и изъеденная жучком, подалась, я отодвинул ее в сторону, а войдя, вернул на место. В полутьме я разглядел конюшню на три стойла, с чердаком, куда вела достаточно прочная на вид лестница. Я уселся на старые ясли и съел половину буханки, наслаждаясь тем, что нахожусь в сухом, довольно теплом и (впервые) достаточно безопасном месте. Сама атмосфера конюшни, где пахло пенькой от разбросанных вокруг мешков, солодом и гнилым деревом, странным образом успокаивала, поскольку свидетельствовала о том, что помещение давно заброшено. Я осторожно вскарабкался по лестнице — ни один взрослый, конечно, на это бы не решился, — забрался в дальний темный угол, в прелую солому, укрылся ею и заснул.